Читаем Дорога домой полностью

А затем, вероятно, время для небольших каникул, чтобы навестить мои новые любимые места: Северный полюс, строительные площадки в Китае, коста-риканский дождевой лес. А потом на сентябрь запланированы брифинги, которых я очень жду: чрезвычайно важно, когда тебе разрешают участвовать. Думаю, мне это удастся даже раньше обычного, потому что Ба Ада была моей наставницей и мне приходилось сопровождать ее на некоторые из ее брифингов.

После своей смерти первой из мертвых я встретила Ба Аду. Одному человеку из твоей прошлой жизни, умершему члену семьи или другу, разрешено быть твоим наставником, и Ба Ада выбрала меня. Она очень отличается от той, кого я помню, когда мы обе были живы. Умершая, она гораздо бойчее, шутит, что я ее личный помощник, и рассказывает, кого из телеактеров хотела бы поцеловать, если бы была жива. Увидев Ба Аду, я испытала облегчение, потому что сразу после смерти ты очень сильно тоскуешь по всем своим родным, точно так же, как они тоскуют по тебе. И несмотря на всю земную риторику о том, как здорово, что мертвые больше не чувствуют боли, что они на небе (Ну да: я хочу – мармеладных медведей на завтрак, обед и ужин и никогда никаких инструкций по медитации!), никто не знает: порой мы стремимся или даже цепляемся за боль, ибо она, как ни странно это звучит, является утешением. Здесь, даже если ты чувствуешь укол боли, ты видишь, как она заканчивается, знаешь, что она поглощается, словно укорачивающиеся на земле летние дни. Я так отчаянно хотела сказать это Ли в течение всех тех лет ее жизни, наполненных мучительной болью, но способа не было, кроме ветерка в ветвях деревьев, ее любимой песни, чтобы населить самые безопасные ее пространства. В этом инструкции по медитации пользу приносят.

Нас четверо. Ли, Крис и Элиз по-прежнему, на секунду, ищут меня в ресторанах, когда садятся за стол, накрытый на четверых; как и я иногда, просыпаясь (снова образно говоря), забываю, что я не в постели рядом с Ли и меня не будит мама.

Кто знает, что такое следующий уровень? Вокруг носятся самые разные слухи. Некоторые говорят, что ты полностью забываешь свое прошлое или понимаешь, что никогда не был собой. Другие смеются над этим и заявляют, будто следующая стадия – постепенная потеря личных чувств, так что ты начинаешь вибрировать в унисон со всеми ощущениями, где бы они ни были. Но сказавший это парень – старый хиппи, с этим согласны все. Я даже слышала, кто-то говорит, что следующий этап – быть домом. Домом? Не знаю. Это немного пугает. Но я черпаю мужество у оставшейся внизу Ли, составляя вместе с Маттиасом список гостей, отвечая по электронной почте маме, какие стихи должна прочитать пасторша. Я рада, что Ли выходит замуж до того, как я перейду дальше. Мертвые по-прежнему иногда нуждаются в живых, чтобы помнить, что такое выбор, как и живые по-прежнему смотрят на нас, мертвых, чтобы войти в собственную неизбежность.

Выражение признательности

Я очень благодарна:

Моим родителям, Карен и Стиву Сонненбергам, за то, что они выдерживали бесконечное чтение в гостиной, терпеливо, неоднократно произнося мое имя, пока я не отрывалась от книг, и за их глубокую скрытую реку любви и поддержки.

Моей обширной родне, Сонненбергам и Стивенсам, за то, что подарили мне острое чувство семейных уз и принадлежности, где бы в мире мы ни находились.

Моему агенту Дженни Феррари-Адлер за веру в этот роман, за помощь в виде бесценной писательской мудрости и, вместе со всем коллективом «Юнион литерари» и его субагентами, за поддержку этой книги в обретении ею пристанища.

Моему редактору Хелен Этсма за ее блестящее чувство истории и героя и за деятельное присутствие даже во время стремительно разворачивавшихся событий ее жизни, и всем из Центрального железнодорожного вокзала Нью-Йорка за их потрясающую работу.

Моим ближайшим подругам и читательницам, особенно Кайле Розен, которая видела эту книгу на всех этапах ее создания, включая неуклюжую стадию половой зрелости, когда большинство сторонились бы ее в кафетерии; моим берлинским пишущим друзьям – Эмили Ландин, Флориану Дюйзенсу и Клер Уигфолл; моим девчонкам из группы координации и планирования – Даниэль Лазарин, Кристине Маккэррол и Майке Перрин; моим друзьям-писателям в академическом мире и в журналистике, предлагавшим неожиданно свежую точку зрения – Назие Анам и Р. Джею Мейджилу, и моей миннеаполисской команде – Бонни Маршалл и Р.Д. Зиммерману.

Моим преподавателям, то есть героям: Бэт Берни, Ким Гейдж, Бобу Доджу, Джинни Донахью, Патрисии Кьюэстер, Гишу Джену, Патрисии Пауэлл, Лэн Саманте Чанг, Джеймсу Вуду, Питеру Хо Дэвису, Эйлин Поллак, Николасу Дельбанко, Майклу Байерсу и Джули Орринджер.

Моему руководителю в университете Гонконга Пейдж Ричардс за то, что подчеркивала важность постоянной писательской практики в качестве преподавателя писательского мастерства и поняла мою глубокую связь с Азией.

Моим вдохновителям Ненате Беккер и Элизабет Бауэн.

Моему понедельничному Певческому обществу за то, что дали мне в Берлине чемодан.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сенсация

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее