В Воркуте Силка в конце концов засыпает.
Глава 22
– Он справился.
Эти слова встречают Силку на входе в отделение.
– Михаил Александрович? Где он?
– Койка один. Мы подумали, тебе захочется, чтобы он лежал как можно ближе к сестринскому посту. Ты сможешь вести свои записи и наблюдать за ним.
– Пойду поздороваюсь.
Михаил спит. Силка несколько секунд смотрит на него, скользя взглядом по койке к нижней ее части, где, как она знает, у него под одеялом только одна нога. Она присутствовала при ампутации его правой ноги. Сейчас она дотрагивается до его лба с повязкой из свежего бинта. Автоматически Силка берет его карточку, чтобы узнать, как у него прошла ночь. Ничего тревожного.
Силка возвращается к сестринской стойке, где Раиса рассказывает о других пациентах, после чего медсестры распределяют между собой обязанности: мытье, перевязки, назначение лекарств. В отделении появились две новые женщины, которые ночью подрались, нанеся друг другу опасные травмы. Раиса и Силка согласились позаботиться о каждой по отдельности, чтобы не попасть под горячую руку.
Силка только начала заниматься пациентом, как услышала громко произнесенные слова:
– Выезд «скорой».
– Иди! Я займусь твоим пациентом, – говорит Люба.
Во дворе ждет машина «скорой».
– Хочешь ехать впереди? – спрашивает Павел.
– Да, – отвечает Силка, берясь за дверь машины. – После тебя. Пусть сегодня Кирилл Григорьевич поиграет с твоей ногой.
Павел неохотно забирается в машину, пододвинувшись к Кириллу.
– Какого черта ты делаешь?! – возмущается Кирилл.
Потом Силка тоже залезает в кабину и захлопывает дверь:
– Поехали!
«Скорая» отъезжает под скрежет коробки передач.
– Если уж нам предстоит вместе работать, может, попытаемся поладить? – перегнувшись через Павла и глядя на Кирилла, говорит Силка.
Он молча переключает передачу.
– Известно, куда мы сегодня едем? – интересуется Силка.
– Рухнул кран, и крановщику не выбраться, – отвечает Павел.
– Только один пострадавший?
– Думаю, да, но наверняка не знаю. Иногда мы приезжали на похожее происшествие, и оказывалось, что эта чертова хреновина рухнула и придавила еще десяток других людей, – отвечает Павел.
– Кто его спасает?
– Это зависит от обстоятельств, – бросает Кирилл.
– От каких?
– Кто-нибудь говорил тебе, что ты задаешь слишком много вопросов, черт побери?!
– Многие люди, пожалуй, почти каждый.
Грузовик подпрыгивает на камне, и Силка морщится от боли, ударившись плечом о дверь машины.
– Значит, заткнуться ты не собираешься?
– Не собираюсь, Кирилл Григорьевич, так что вам лучше к этому привыкнуть. Можете ответить на мой вопрос? Или пусть Павел ответит?
– Ну… – начинает объяснять Павел.
– Молчи уж, я сам отвечу Силке Кляйн, которая все хочет знать. Это зависит от того, насколько опасно спасение. Если оно связано с риском, то надзиратели заставляют заключенных сделать это. Если нет, то охранники сами захотят быть героями.
– Спасибо, – говорит Силка. – Значит, как только приедем на место, узнаем, насколько это опасно. Я знаю, вы не любите разговаривать со мной, Кирилл Григорьевич, но, если я буду знать хоть что-то, это поможет.
– Угу, но, даже если ты все знаешь, все равно придется ехать.
– Я не говорила, что все знаю, – фыркает Силка. – Просто хочу понять, с чем буду иметь дело.
На месте аварии становится понятно, что они ничего не могут поделать. Время от времени появляются старшие охранники и надзиратели, покрикивая на заключенных, пытающихся разобрать груду металла, бывшую когда-то стрелой крана, а теперь завалившую кабину крановщика. В этой спасательной операции славы не добьешься.
В течение следующих двух часов Силка, Павел и Кирилл стоят на морозе, притопывая ногами, похлопывая руками, то и дело возвращаясь в машину, чтобы спрятаться от ветра. Несколько раз Силка забирается на искореженный металлический остов рухнувшего крана и, изогнувшись, наполовину пролезает в кабину, пытаясь определить, жив ли крановщик. Каждый раз она замечает, что у него слабеет пульс, кровь из раны на голове уже не хлещет, а бинт, которым она обмотала ему голову, пропитан кровью.