Дорога из пепла и стекла (СИ)

— Ариан, — произнесла Берта. — Он очень долго думал, не один год подряд, и в результате сам пришел к нам с этим предложением. Разумеется, Ри не смог ему отказать в такой любезности. Хотя, конечно, возражения у него имелись. Равно как и у Пятого с Лином, с которыми Ариан все эти годы категорически отказывался общаться. Пятый и Лин пытались доказать, что Ариан для этой задачи не подходит, потому что сигнатура не сможет его принять, так как он является отработанным элементом. Они строили свою теорию на том, что сигнатура реагировала на вас двоих, но не реагировала на них. Однако Ри выстроил контр-теорию, в которой доказал, что сигнатуре, как таковой, будет, скорее всего, всё равно, потому что в том сегменте Сферы ни вы двое, измененные, ни Ариан не присутствовали в качестве Контролирующих. Стрелок хочет Архэ — Стрелок получит Архэ. И мы согласились на это предложение, к тому же других вариантов у нас не было. И не будет.

Берта снова замолчала.

— А теперь я скажу от себя, — произнесла она едва слышно. — Когда-то я думала, что все ножи, которые на этом свете возможны, уже побывали в моем сердце. Но оказалось, что это не так. Есть нож, который я обречена носить в сердце до самого конца, каким бы он ни был. Теперь я понимаю таких, как Киую, как Бетти, как Варвара, как Алге. Я словно чувствую боль мириад нас — тех, кто навечно остался в одиночестве, и никогда, вообще никогда не прикоснется, не почувствует, и не увидит. Фэб как-то сказал, что нашел в степи своего бога. Живого бога. Я могу сказать то же самое. Там, на Терре-ноль, в той маленькой квартире, я нашла — своего. А теперь потеряла. Не знаю, услышите ли вы меня. Может быть. Но если услышите — знайте. Наша боль ничто в сравнении с этой задачей — по крайне мере, мне так казалось. Мне очень сложно, бесконечно сложно было это осознать, но я сумела это сделать. Мой нож — это мой нож. А вы… я даю вам свободу. От себя. От любых обязательств. Я отправила вам наши кольца, они в боксе, под лучевиками. Вы свободны. Наверное, так нужно, и так правильно. Но, знаете, — кажется, в её голосе впервые за всё время показался призрак тепла. — Я ничего не буду иметь против, если вы разрушите это всё к чёртовой матери. Кому нужна вселенная, построенная так, что самой главной фундаментальной константой в ней является настолько невыносимая боль? Здесь, на Тингле, очень красивое небо. И вечерами я выхожу порой на улицу, и смотрю в него. Смотрю на звёзды, и мысленно кричу, что есть мочи — где вы? Ну где же вы? Небо молчит. И звезды молчат. Теперь и для меня тоже…

Голос пропал, в каюте повисла тишина. Ит сидел, глядя в одну точку, не в силах произнести ни слова. Скрипач тоже молчал. Они молчали бы и дальше, но молчание это прервала Лийга, которая, оказывается, всё это время стояла у двери шлюза.

— Кажется, сегодня умер не только Рифат, — тихо сказала она.

* * *

Пепел и стекло, думал Ит. Всё это — бесконечный теперь пепел, и бесконечное же стекло, которое хрустит под ногами, и какой же холодный ветер на этой пустоши, и ни единого признака чего-то живого и настоящего. Только лишь пепел и стекло, и ледяной холод, пронизывающий до костей…

— Сколько лет? — спросил он, ни кому не обращаясь.

— Они отправили капсулу через восемьдесят лет, — ответил Скрипач. — Но… Лийга, сколько лет было легенде о Чёрном заливе?

— Больше сотни, — ответила Лийга. — Легенде. Самому событий… никто не знает. Я точно не знаю. Может, и больше. Наверное, больше. Легенда появилась тогда, когда шрика стали высаживаться там, на острове. До этого они садились на полюсе, потом решили, что это не очень удобно, и перенесли место высадки. Я не знаю. Простите.

— Значит, минимум двести, — Скрипач закрыл глаза. — На самом деле, скорее всего — больше.

— Около трехсот, — ответил Ит. — Двести двадцать девять лет — катастрофе, и восемьдесят лет — там. Хотя…

— Нет, Ит, нет, — покачал головой Скрипач. — Не обязательно. Мы не можем соотнести даты, у нас нет маркеров. Но если судить по остаточному заряду в аккумуляторах лучевиков, я бы ставил на сто двадцать. Поэтому двести.

— И где мы были эти двести лет, не считая последнего года? — беззвучно спросил Ит. — Я почему-то не могу вспомнить, рыжий. Наверное, у меня что-то не то с памятью. А ты?

— Не надо, — попросил Скрипач. — Ит, не надо, пожалуйста. Это… слишком. Даже для нас с тобой — это всё уже слишком.

— Это для всех уже слишком, — сказала Лийга. — Пойдемте в гибер. Мы тратим воздух, а его тут мало. Если вы действительно решили жить дальше, то надо ложиться спать.

— А что решила ты? — спросил Ит.

— Что я могла решить? На дороге из пепла и стекла не решают. Попавшие на неё просто идут вперёд — до конца, — Лийга встала, выпрямилась. — Идёмте, — повторила она. — Идёмте, пока я не сорвалась, и не забросила нас в какую-нибудь звезду, чтобы это всё закончить разом, и навечно.