Гнусавый тенорок Тошняка вырвался из установленного на столе железного ведра и породил внутри «Сломанного меча» некоторую суматоху. Умеющие просыпаться в один миг герои оказались на ногах, а Старый Осинник даже успел кинуть в рот дольку чеснока, прежде чем сообразил, что произошло.
– Выжов! – прошамкал Брежен, прирожденный диспетчер. – Руки в ноги, парни! Или ноги в руки?
– В любом случае – вперед! – Агрогорн схватился за край ведра и сказал: – Девять один один!
И исчез в облаке розового дыма.
– Красивенько, – оценил Стукнутый Черный.
– Еще как, – кивнул Чапай, и остальные трое героев по очереди повторили маневр предводителя.
Васти Тошняк забыл о страхе, когда на мостовой с негромким «чпок!» возник намазанный розовым жиром тролль в кухонном фартуке и с поварешкой в руке. Лишь мгновением позже вор сообразил, что это не тролль, а очень крупный человек. За ним появились еще трое, один довольно обычный, но с какими-то палками в руках, и двое одетых крайне чудно.
Один – в черный мешок до земли, второй – в меховые плащ и шапку.
Псы ошеломленно замерли, очарованные изобилием объектов для проявления любви к людям. А затем дружно сморщили носы, уловив амбре, исходившее от Старого Осинника.
– Ой! – проговорила миссис Барпл немного растерянно.
– Кхе-кхе, и кто тут девственница? – бодро вопросил Стукнутый Черный, полный пылкой готовности насиловать и уби… в смысле, спасать.
– Что вы имеете в виду? – Миссис Барпл, никогда не бывшая замужем, сердито воззрилась на героев.
– Ну, в смысле, кого спасать надо, – сказал Агрогорн, наградив Стукнутого Черного свирепым взглядом, и ободряюще помахал поварешкой. – Это спасательская термология.
Собаки вышли из ступора. Вожак, черно-белый кобель, которому ласковая кличка Снежок (в Ква-Ква снег очень редко и недолго бывает чисто-белым) шла так же, как тигру – розовый слюнявчик, оскалился и двинулся вперед. Когда так много двуногих, то с ними можно славно поиграть. Скажем, загнать на крышу, или повалить и обслюнявить, или пару раз куснуть.
За вожаком потянулись остальные псы, и миссис Барпл потащило вслед за ними.
– Э… ну… – сказала она, пытаясь если не предотвратить неприятности, то хотя бы предварить их мягкой подушкой из слов. – Они очень ласковые… Вы не бойтесь…
– Меня спасать! Меня! – завопил с вершины дерева Васти Тошняк. – Эти твари меня чуть не сожрали!
Собаки загавкали и ринулись вперед.
Агрогорн улыбнулся и поднял поварешку. Он не стал разбираться, чего именно хотят от него эти мохнатые вонючие твари. Он просто сделал то, что умел делать лучше всего на свете.
Пятнадцать звонких ударов прозвучали с такой частотой, что могли бы заменить автоматную очередь. Тридцать пар лап ослабели одновременно, и миссис Барпл со всего размаху уткнулась в скулящую груду шерсти.
– Вы убили их! – закричала она. – Ах, бедные песики! Это так жестоко!
– Не убил, – покачал головой Агрогорн. – Просто дал каждому по лбу. Полежат, отойдут и станут лучше прежних.
Но миссис Барпл, увлеченно переживавшая горестную потерю (о, некоторые старушки так любят переживать горестные потери, что готовы приложить руку к тому, чтобы потерять кое-кого из близких), его не услышала. Она продолжила самозабвенно причитать и заламывать руки, а на лице ее заблестели слезы.
– Тебя спасать? – спросил Чапай, подходя к дереву. – Ты что, кошка, и сам слезть не можешь?
– Э, могу… – Обнаружив, что злобные псы повержены, вор испытал прилив энтузиазма и мгновенно спустился на землю. – Ой, спасибо вам большое… Вовек не забуду, молиться за вас буду…
Он попятился и уперся, судя по ощущениям, в натертую чесноком загородку из острых кольев.
– Куда? – спросила она. – А платить? Вызов был? Был. Так что доставай денежки, приятель.
Тон говорившего не оставлял сомнений, что слово «приятель» может очень быстро смениться другим.
Например, «враг». Или «труп».
Васти Тошняк оглянулся и обнаружил доброе лицо Старого Осинника. Затем он оценил серпы в руках Стукнутого Черного, саблю Чапая и осознал, что да, платить все же придется.
– С-сейчас, – пролепетал вор и указал на мешок, который так и продолжал лежать на земле. – Деньги там.
Агрогорн тем временем пытался успокоить рыдавшую миссис Барпл. К делам такого рода он не был привычен и поэтому чувствовал себя неловко. Маленькие старушки редко появляются, чтобы оплакать только что убитого дракона или пролить слезы над горсткой праха, оставшейся от вампира.
– Э… ну… они же живы… – бормотал он. – Вон, смотри, лапа дергается.
– Это агония! – продолжала стенать миссис Барпл, один за другим извлекая из карманов носовые платки. – Бедные собачки, им и так живется нелегко-оо… – Тут голос ее перешел в вой. – А тут еще всякие хулигаааны… ыы…
– Пора возвращаться, – сказал, подходя к Агрогорну, Старый Осинник. – Нам заплатили, смотри.
Плата заключалась в двух серебряных подсвечниках, золоченом блюде, дешевой броши с жемчужиной и фарфоровой собачке (к ним Васти Тошняк до сего дня испытывал нездоровое пристрастие).
– Мда, – покачал головой Агрогорн. – Могло быть и хуже. Ладно, пошли отсюда, пока народ не сбежался.