— Магии нет, — напомнил мне Феликс, который сейчас отошел к окну и смотрел на улицу — а замок… замок засыпало снегом, так что перекрыты все дороги в него. Последнюю пару сотен лет я не помню такой вьюги…
Я неловко пошевелила руками, зашипела от боли, Феликс обернулся, в два шага подошел к кровати, и положил мне руку на лоб.
— Спи!
И я заснула, хотя как этот рыжий прохвост сумел усыпить меня без магии, было непонятно.
Спала я урывками, просыпаясь, видела рядом с кроватью то Феликса, то Май, то Рамзи, а то и Агату. Все пробуждения были похожи одно на другое. Я открывала глаза, отвечала на стандартные вопросы, что чувствую себя хорошо, после чего меня хитростью, уговорами или давлением авторитетом заставляли выпить горячий бульон со странным привкусом, после которого я засыпала снова. И сны мне снились удивительно яркие, образные, в которых переплеталось мое обыденное, мирное прошлое и волшебное настоящее, так что когда, в очередной раз открыв глаза я обнаружила на подоконнике бурундука и серого котенка — подростка, которые переругивались, я решила, что это очередной сон.
— Сходи к ней, — настаивал бурундук, — ты не можешь сейчас прятаться так, как делала это время.
— Я не могу к ней, — возражала кошка, — Не могу. Ну, что я ей скажу?
— Например: «Прости, я была не права»? Ты же сама мать, и должна ее понимать… Не пора ли уже поставить точку в той истории.
— Знаешь что, Раравис, — кошка переступила с лапы на лапу, — очень трудно простить того, перед кем ты сам виноват.
— Чшшшшш… кажется, мы разбудили её — полосатый зверек в несколько прыжков оказался на кровати, рядом со мной.
— Привет, Раравис! Чего это вы через окно, как незваные гости приходите? — я с удовольствием смотрела, как бурундук обращается в хорошо знакомую светловолосую женщину, волосы которой были заплетены в две косички, а на руках звенела, шуршала и переливалась всеми цветами коллекция фенечек.
— Катце стесняется, — Раравис кивнула за спину, и я обнаружила, что на подоконнике сидит невысокая, русоволосая девушка «в теле», круглое личико которой было щедро усыпано веснушками.
— Чего стесняется? — удивилась я.
— Не чего, а кого, — хихикнула Раравис, — Она боится с Феликсом столкнуться, у них некогда размолвка вышла… Эдак века полтора назад.
Я хотела предупредить, что в этой ситуации моя комната как раз не самое надежное убежище, когда дверь в комнату распахнулась, впуская рыжего дракона.
Казалось, что Феликс с разбегу наткнулся на стену — он замер, уставившись на Катце, тяжело дышал и только сжимал и разжимал кулаки.
Та сползла с подоконника, выпрямилась, напоминая собой натянутую струну, и гордо вздернула подбородок.
— Пришла, — выдохнул дракон, и я не узнала его голос.
— Пришла, — согласилась Катце напряженным голосом.
Они замолчали, все так же меряя друг друга взглядами, наконец рыжий сдался, и первым отвел взгляд.
— Сходила бы, попрощалась. Она ждет, уйти не может.
— И схожу, — все также с ноткой истерической боевитости в голосе отозвалась та.
Феликс сделал шаг в сторону, символически освобождая проход, Катце прошла мимо, не опуская головы и развернув плечи, разве что не печатая шаг. Уже у самой двери она, взявшись за ручку, остановилась и как-то беспомощно обернулась.
— Спасибо… отец… Я помню, что ты был на моей стороне.
На лице Феликса отразилась такая гамма эмоций, что я тут же предпочла притвориться спящей.
Дракон, тяжело ступая, подошел к кровати, и уселся на ее край, прямо поверх одеяла.
— Не спишь, — констатировал он.
— Не сплю, — призналась я, и открыла глаза.
— Ты, наверное, гадаешь, что это было?
— Неа, — помотала я головой по подушке, и скривилась от резкой боли, — в каждой семье есть свои скелеты в шкафах, я не любительница их разглядывать.
— Скелеты? — удивился Феликс.
— Это образное выражение, обозначает «страшные тайны» — отозвалась Раравис, про которую мы позабыли, — я тебе потом соответствующий анекдот расскажу.
Феликс закинул ногу на ногу, сцепил на коленях пальцы, и в его привычном облике балагура и весельчака снова проступил многовековой возраст и такая же древняя усталость.
— Катце не совсем человек, Гала. Вернее, человеком я уже её не застал. Когда ей было пятнадцать, она подхватила одну из этих за-Рубежных детских болячек, которая переносится тем проще, чем меньше тебе лет. Инди билась, как могла, даже протащила через рубежи несколько лекарей «оттуда», но они ничем не смогли помочь. И вот, когда Катце впала в беспамятсво, сходившая с ума мать провела над ней магический ритуал. Катце умерла в ту же ночь.
— Умерла? — я почувствовала, как кожа покрывается мурашками.
— Умерла, — подтвердил Феликс, — чтобы возродится вновь, уже Катце-кошкой, оборотнем
— Она не знала, что умерла, и что возродилась снова, она не знала, что она теперь веркошка, — историю пришлось продолжать Раравис, потому что Феликс замолк, и с увлечением разглядывал носки своих сапог. — Она была уверена, что у нее был кризис и она выздоровела. Поэтому она жила, как обычная девушка — балы, мальчики, красивые платья. В то время мы трое были близки.
— Трое? — осмелилась задать вопрос я.