Дорога издалека (книга первая)

Наш полк отвели на загородную резиденцию эмира — во дворец и парк Ситораи-Мухасса. Ее без боя заняли накануне штурма конники 1-го кавполка, обезоружив охрану. Теперь они располагались тут же, вместе с нами. Поблизости, в кишлаках, разместились другие полки кавдивизии. В городе войскам находиться было опасно: грязь, антисанитария, нет проточной воды. А главное — следовало быстро подготовиться к дальним походам.

Первый Восточный мусульманский полк с честью выполнил поставленные ему боевые задачи — это отмечалось в приказе Фрунзе. Правда, наша часть понесла немалые потери убитыми и ранеными. Но была и другая более важная причина, обескровившая полк. Многие бойцы влились в него только за неделю-другую до начала военных действии. Эти люди — простые дайхане, батраки, чернорабочие Зеравшанской долины так и не успели стать настоящими бойцами. Они храбро сражались, но тотчас после победы решили, что дело сделано, можно разойтись по домам. Ведь осень, столько работы в поле… Понятие о дисциплине, воинском долге у них еще не успело выработаться.

Так или иначе, но часть стала таять не по дням, а по часам. И вскоре поступил приказ: полк расформировать. Всех, кто желает, распустить по домам. Оставшиеся вместе с комсоставом должны поступить на формирование будущих частей бухарской Красной Армии, Боевые друзья прощались, давали обещание встретиться в мирные дни.

Дворец и парк Ситораи-Мухасса, где мы стояли, были замечательным творением строителей и садоводов, созданным в угоду прихотям изнеженного и развратного эмира. Великолепное здание, окруженное высокими деревьями. Просторные комнаты, убранные коврами; на степах — зеркала, искусная, богатая роспись. Невдалеке, посреди парка, находился большой бассейн, берега и дно которого были зацементированы. Приятно голубела гладь прозрачнейшей ключевой воды. А в комнатах, выходящих окнами к бассейну, по стенам сплошь зеркала, в них отражается все происходящее возле водоема. Неподалеку еще здание поменьше, с вышкой, напоминающей пожарную каланчу. Во дворце Ситораи-Мухасса в летние месяцы располагался эмирский гарем. И вот, когда женщины купались, эмир исподтишка — чтоб не нарушить запреты ислама — подглядывал за ними, сидя на мягких подушках то в зеркальных комнатах, то на вышке.

Дворец и парк были окружены прочной оградой и рвом. Всюду стояли солдаты; простым смертным даже за версту не дозволялось приблизиться к роскошному обиталищу властителя. Ситораи-Мухасса воспевали в своих льстивых одах придворные поэты.

Теперь этот райский уголок сделался местом короткого отдыха воинов революции перед новыми боями. И даже эта недолгая передышка близилась к концу. По сведениям разведки, эмир и остатки его войск отошли к Карши. Туда стекались сторонники свергнутой деспотии. Медлить нельзя, нужно в зародыше разгромить гнездо контрреволюции.

Мы с Бекджиком и его «интернационалистами» успели всего только раз побывать в Бухаре, находившейся верстах в семи от дворца. Навестили нашего земляка Сапара. Он уже полностью пришел в себя — обрил голову у цирюльника, подстриг поседевшие усы и бороду. Бывшие арестанты ждали от ревкома денег, чтобы двинуться по домам. Мы с Бекджиком решили сами собрать Сапару необходимую сумму.

— Вот, дорогой Сапар-ага, — сказал я, вручая ему пачку бумажных денег в новом поясном платке, — примите от моих товарищей и от меня, в общем, от красных бойцов. И не отказывайтесь, просим от всего сердца!

Сапар молча взял деньги, он явно был глубоко тронут. Со слезами благодарности на глазах долго тряс руки мне и моим товарищам.

— Отыщите земляков, осла купите, одежду, припасов на дорогу, — советовал я, когда мы сидели возле ворот караван-сарая, где размещались бывшие пленники зиндана. — Приедете в Бешир, моих найдите. Расскажите, что встретили меня…

— Обязательно! Мать, дай бог, жива, то-то обрадуется.

— Сапар-ага, вы ведь знали Дурды-бая? — спросил Бекджик. Тот кивнул утвердительно.

— Это наш дядюшка, батраками, у себя сделал меня с братом. Брата зовут Реджепом. Разыщите, пожалуйста, бая. Может, и брат мой жив. Тогда, на строительстве железной дороги, он заболел, его отвезли в аул и больше я о нем ничего не знаю.

Сапар обещал все исполнить, спрашивал, скоро ли мы сможем вернуться.

— Вряд ли, — задумчиво ответил Бекджик. — Эмир не собирается складывать оружия.

— Сапар-ага, — сказал я на прощанье. — Вам довелось увидеть все своими глазами. Народ оказался сильнее эмира со всеми его приспешниками. А на кого эмир опирался? На бая, имама, казы, бека. Значит, чтобы старое не вернулось, снова дайханам не гнить в зин-дане, в колодке, нужно убрать от власти тех, кто был опорой эмира. Уезжайте на родину, поведайте надежным людям обо всем, что видели. Скажите: скоро придут красные бойцы. И если баи с муллами задумают сопротивляться, готовьтесь ударить им в спину! Чтобы не было столько жертв, не тратить столько усилий, как здесь, в Бухаре! Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю… Теперь все понимаю! Прежде я был уверен, что богатые всегда окажутся правы, возьмут верх. Ну, выходит, и на них отыскалась узда!