Дорога издалека (книга вторая)

— Пожалуйста, милости просим! Чего изволите спросить, все к вашим услугам. Партию товара мы получили накануне. Цены сходные, монеты берем, какие предложите…

— Салам, уважаемый Афган-ага! — приблизившись и глядя как принято, в землю, учтиво проговорила Донди. — Благодарим, мы не за покупками. Просьба у нас к вам, не откажите, пожалуйста… — Она вытянула из-за пазухи конверт, подала: — Письмо прибыло от нашего мужа Нобата Гельды. А прочесть не умеем… Вы уж нам прочтите, очень просим, я и Бибигюль-эдже!

— Письмо от Нобата-командира? — Афган-ага улыбнулся, сочувственно покивал головой. — Значит, жив-здоров? Пошли, аллах, ему удачи, матушке его — долгих лет жизни! А вы, значит, его жена? — Донди молча кивнула. — Извольте, просьбу вашу выполню с удовольствием. Войдите, пожалуйста, сядьте на топчан, вот тут. А я сейчас…

Афган-ага исчез и минуту спустя возвратился с очками на носу. Развернул письмо и стоя начал читать:

«Уважаемой матушке нашей Бибигюль, супруге Донди, а также всем домашним привет мой издалека! Сообщаю, что состою по-прежнему на службе в Красной Армии, неустанно бьем врагов революции. В последнее время довелось мне в бою получить ранение… — Афган-ага запнулся, поверх очков глянул на Донди, она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть, смертельная бледность разлилась по смуглому лицу, глаза на мгновение потухли. Сразу же она овладела собой. Помедлив, Афган-ага продолжал. — И вот я нахожусь в госпитале, в городе Ташкенте, на излечении. Здесь ко мне… очень… — Афган-ага снова запнулся. — Тут зачеркнуто, прочесть невозможно, — многоопытный человек, он догадался: что-то здесь не все ладно, однако смолчал. — Когда поправлюсь, должно быть, мне разрешат съездить навестить вас. Очень хочется вас всех увидеть! А пока не станем предаваться унынию, будем мужественны. Желаю здоровья, удач во всем! До скорой встречи! Ваш Нобат Гельды-оглы. Писано в Ташкенте…»

Завершив чтение, он сложил листок вчетверо, сунул в конверт и протянул Донди. Она взяла не глядя. Нобат ранен! Скоро, может быть, приедет… И тревога, и радость, все так неожиданно!

— Спасибо вам, Афган-ага! И от матушки спасибо! Вот… какие вести, оказывается… — она подавила вздох. — Ну, мы пойдем. Всего вам доброго, удачи да прибыли.

— И вы будьте здоровы! — поклонился торговец. — Дай вам аллах благополучно дождаться мужа.

«Оправдалась примета, гляди-ка! — рассуждала сама с собой Донди по дороге домой. — Правый глаз у меня подергивается уже который день. И во сне Нобат-джан явился позавчерашней ночью… Значит, верно, думает о нас. И приехать намеревается. Ну, а раны у него… Небось, там доктора опытные. Такие же, как Николай-ага, что руку мне вылечил…»

Не заметила, как до дому дошли — будто на крыльях летела, Байрам едва за ней поспевал. Когда подходила к дому, вспомнилось: пряжу вымыла и высушила, теперь поскорее расчесать, чтобы успеть до приезда Нобата связать ему носки, крепкие да красивые…

Как раз в то время, когда Нобата Гельдыева ожидали домой после долгой отлучки, в Бешир прибыл из Керки молодой человек по имени Рахман Довлет. Он приплыл на каюке, и с ним багаж — какой-то плоский ящик внушительных размеров. Рахман Довлет, узбек из Самарканда, коммунист, был как и Нобат, откомандирован в распоряжение ДК Компартии Бухары, направлен в Керкинский окружком. А в Бешир его послали для организации в близлежащих аулах ячеек комсомола.

Парень видный собою, высокий. Одет просто, опрятно — полувоенный костюм, сверху тонкий халат, обут в сапоги, на голове барашковая шапка. Со всеми вежливый, говорит с приветливой улыбкою на смуглом продолговатом лице. Грамотный, сразу видать. Приятно слушать такого человека.

Определился он на квартиру. И вот на второе или третье утро по приезде прямо-таки насмерть поразил всех беширцев. Из ворот дома, где его поместили на жительство, не пешком вышел, не верхом на коне, а выехал на какой-то невиданной-неслыханной машине — два громадных колеса, посредине железные палки, хитроумно скрепленные… Что за диво? Мальчишки в один миг сбежались со всех концов аула, да и немало взрослых, побросав дела, высыпали на улицу, по которой Рахман Довлет, с невозмутимым лицом, катил довольно быстро на своей диковинной колеснице, обеими ногами покручивая малое колесо между двумя большими.

Собаки до того были ошеломлены, что даже лаять не отваживались — все до единой попрятались кто куда.

Не сразу отыскался человек — не кто иной, как Бекмурад Сары, секретарь партийной ячейки, на своем веку повидавший дальние места и всевозможные чудеса, — который такую машину знал. Велосипед, так зовется эта дивная машина, пояснил он односельчанам.

Велосипед?! Ель-сефид — Белый ветер… Да нет, шайтан-арба, дьявольская телега, вот как нужно ее называть! Потому — сама бежит, без лощади, без ишака или верблюда. И даже не ветром ее гонит, как лодку с парусом.