Дорога к ангелу

Но приказать оказалось проще, чем выполнить. С каждой новой милей становилось только хуже, скверна налагала на землю темные оковы. Когда на небе забрезжили звезды и показалась одна из трех лун, большая и тревожно-оранжевая, отряд сдался. Лошадям нужен был отдых, и ночевка в испорченном лесу обещала стать неспокойной.

Место выбрали открытое, на холме, в отдалении от порченого леса. У подножия под склонившимися плакучими ивами протекал небольшой тихий ручей, и к нему вела едва заметная в высоких травах тропинка. Для безопасности выставили дозорных с факелами, запалили костер. Рорин, в отсутствие кашевара хлопотавший о трапезах, приладил над поленьями таганок. Лекарь Герон в самодельной повязке из холщовой тряпицы, закрывавшей половину лица, внимательно изучал в скудном свете луны черную склизкую травинку и глухо чмокал губами. Поленья потрескивали, и всполохи пламени отражались в круглых стеклах очков. Рорин даже вздрогнул, подняв голову, когда ему показалось, будто у Герона вспыхнули алым огнем глаза.

– Знаешь, друг любезный, – процедил бородач, досадливо плюнув, – сходи-ка за водой к ручью.

– Невероятно, – пробормотал Герон, не услышав веления, и покрутил травинку, – она гнется, когда ее к костру приближаешь. Боится огня, как живая.

Он даже продемонстрировал рыцарю, как между пальцами растянулась похожая на черную слюну слизь. Рорин шумно сглотнул подступивший к горлу комок, и желание трапезничать испарилось.

– Иди, – странным тонким голосом произнес он и сунул в руки Герону прокопченный черный котелок.

Подумав, вытащил из костра ветку и всучил вместо факела. Кряхтя, лекарь осторожно засеменил по тропинке, поднимая горящую ветку повыше над головой. Его тщедушная фигура растворилась во тьме, только огонек поблескивал, а под ногами хлюпали раздавленные скользкие растения. Уже через пару футов и без того подслеповатый Герон, бережно прижимавший к себе котелок, несмотря на огонь, не видел дальше своего носа.

– И руки помой! – донесся оклик Рорина.

От неожиданности лекарь трусливо подпрыгнул и выронил ветку, тут же зашипевшую и выпустившую предсмертный дымок. Темнота обступила Герона со всех сторон, повергая в ужас.

Поскальзываясь на разбрызгивающих смрадные ошметки травах, лекарь осторожно спустился к ручью, ориентируясь исключительно на ропот неспешного потока. Здесь воздух очистился, и Герон, наконец, позволил себе снять повязку, чтобы вдохнуть полной грудью, впрочем, тут же подавившись.

– Кто здесь?! – раздался из темноты испуганный выкрик, и со страху Герон покачнулся, едва удержав равновесие.

– А ты кто?

– Сначала ты! – дознавался тот, кто прятался в темноте.

Тут сквозь ветви плакучей ивы закрутившийся юлой Герон разглядел огонек факела.

– А вдруг ты враг? – пролепетал лекарь.

– А так бы я и разговаривал с тобой, – почти оскорбился собеседник.

Герон затрясся пуще прежнего и отступил на шаг, готовый броситься наутек.

– Я умею колдовать! – на всякий случай пригрозил он, понятия не имея, с какого конца браться за заклинания.

– А я умею мечом рубиться! – Огонек сверкнул, перемещаясь.

С хрустом из сени ивы выступил высокий мощный воин, держа над намыленной лысой головой факел. Вид у рыцаря был престранный, и мыльная пена сползала на глаз, отчего воин прищуривался и страшно кривился. Признать в нем Нибура не смог бы и хорошо видящий человек.

– Герон, ты, что ли? – узнал рыцарь отрядного лекаря.

Тот только мелко закивал патлатой седой головой, очки скособочились, когда от усердия у Герона одна дужка соскочила с уха.

– Чего по темноте бродишь? – нападал на него воин.

– Факел уронил, – поправив очки, пожевал тот губами, и, осторожно ступая, направился к воде.

Нибур рассеянно следил, как лекарь неуклюже склоняется над ручьем. Поскользнувшись, Герон едва не утопил котелок и, чудом выловив, замочил порты.

– Слушай, Герон, – Нибур светил факелом, чтобы горемыка беспрепятственно выбрался на берег, – Бигдиш говорил, что у тебя какой-то чудодейственный порошочек есть. Ты, мол, его намазал ему лицо, и у него теперь борода не растет.

– Из-за этого дикаря, – фыркнул Герон, припоминая давнюю обиду, – я, между прочим, провел в мешке почти пять дней. Никакого уважения к науке!

– Герон, уважь, – взмолился Нибур, – намажь мне голову, чтобы и у меня волосы не росли.

Герон как-то странно оживился, на сухом птичьем личике мгновенно расцвела улыбка безумного, непризнанного гения, отчего у рыцаря нехорошо подвело живот.

– С удовольствием, господин, – пропел лекарь, воспрянув, – с превеликим удовольствием. Рад, очень рад слышать, что уважаемый рыцарь заметил зерно добра в скромных плодах моих исследований.

– Ну, добро – это как посмотреть, – пробормотал Нибур с сомнением.

– У меня и средство с собой, – засуетился лекарь, выливая из котелка добрую часть воды, – вот прямо сейчас и разведем! Только, – он покосился на намыленную башку бывшего оруженосца Ламберта, – побрить тебя хорошенько нужно. А то псы, помнится, шерсть клоками теряли…