Дорога к «Черным идолам»

— Хорошо бы.

Иван влез в кабину. «Никогда не забуду то, что ты сделал для меня», — хотел было сказать он, но промолчал. Таежники не любят громких слов.

Грузовик тронулся. В боковом зеркальце еще долго была видна фигурка пилота рядом с охромевшим самолетом. Иван стиснул руль. До Шалого Ключа оставалось немного.

Вечерние сумерки приходят в горы неожиданно. Они накапливаются в каждом ущелье и распадке, за валунами и обломками скал и вдруг, как полая вода, обрушиваются в долины. Только белые вершины гольцов, подобно маякам, выступают из царства голубой тени.

Иван подъехал к реке, когда противоположный берег был скрыт вечерней дымкой. Он постоял немного, давая остыть мотору. Авиационный бензин распалил двигатель, и металл долго еще потрескивал, в радиаторе булькало. «Клапана подгорят, — подумал Иван. — Но ничего, доеду».

Он спрыгнул на речную гальку и, подойдя к ледовой закраине, прислушался к шуму воды. В этом месте не было моста, переправлялись вброд.

Облака поднялись, ночь обещала быть морозной.

Усталость, как свинец, вошла в тело, и каждый шаг, каждое движение давались парню с трудом. Пятнадцать минут отдыха вернули бы силы и освежили мозг, но у него не было этих пятнадцати минут.

Иван поднял капот, укутал свечи полусгорев-шей телогрейкой. От мотора шло удушливое, сонное тепло.

— Ванек! — послышалось сзади.

Голос был тихим, вкрадчивым, казалось, он шел откуда-то из-под прибрежных камней. Шофер обвел глазами кусты тальника и заметил темную фигуру. Фигура зашевелилась.

— Ты кто? — крикнул Иван, распрямляя плечи.

— Это я, попутчик, — сказала фигура.

Иван подошел поближе и узнал Эмика. Загорелое лицо сливалось с сумерками, были видны только зубы и белки глаз. Он сидел на камнях, как нахохлившаяся птица, застигнутая темнотой вдали от гнезда.

— Что с тобой? — спросил Иван.

— Да вот переправлялся через реку. Приболел я. Спички замокли.

Почему-то этот попутчик не вызывал ни симпатии, ни жалости. Какая-то в нем была обманчивая ласковость и мягкость — как подушечка для иголок: на взгляд — бархат, протянешь руку — уколешься.

Ждал бы его сто лет с бензином… Растяпа! Но Иван не любил плохо думать о людях.

— Пошли в кабину, — сказал он, наклоняясь и подставляя плечо. — Согреешься.

Эмик ухватился за него, и от этой доверчивости, от близости чужой боли шоферу стало стыдно за свою мимолетную настороженность.

Однако одежда у Эмика сухая — и когда успел обсохнуть без костра? Иван почувствовал растерянность от непривычной ему двойственности ощущений. Нет, определенно сказывается усталость и раздражение. Он отогнал от себя злые предчувствия и бережно усадил своего знакомого на сиденье.

— Сейчас переправимся!

К реке вело несколько съездов. В тех местах, где когда-то проходили машины, прибрежная галька сохранила темные следы мазута. Иван включил фары и увидел клокочущую воду.

— Только не здесь, — сказал Эмик, толкнув шофера локтем. — Я едва не утонул. Тут стало глубоко, наверно, вода поднялась. На втором съезде, пониже, мелко.

— Чего ж вернулся на этот берег?

— Я… — попутчик замялся. — Боялся оставаться там. Вернулся, думал: может, ты подойдешь.

— Чудак! Я же сам ждал тебя.

— Ну, я… — Эмик растерянно пожал плечами.

Он продуманно и осторожно наводил парня на подозрения, подбрасывал ему крючок с приманкой. Разумеется, Иван не поедет по второму съезду, он настороже, полон недоверия. Этот случай с бензином, нелепое поведение Эмика во время переправы, невразумительные ответы — шофер должен заподозрить неладное и поступить наперекор совету. Он клюнет, заглотает блесну.

— Нет, не езжай здесь, — повторил попутчик, — не езжай, Ванек, вот второй брод — тот мелкий, курица перейдет.

Он сумел придать голосу затаенную хитрость и ждал результата. Он, Эмик, не обманывает шофера, нет, второй съезд действительно безопасен, а первый глубок, потому что чуть ниже по течению льдины образовали затор и подняли воду. Веня Лисков несколько раз, захлебываясь в стылой воде, измерял глубины.

— Прекрасный брод — метров сто ниже, — еще раз ласково, слишком ласково повторил попутчик.

На коленях у него лежала двустволка, а за голенищем кирзового сапога был спрятан тонкий и длинный, хорошо отточенный нож. Но приезжий был стреляной птицей. Он прошел «добрую школу» у матерых рецидивистов и воспитал в себе профессиональную выдержку и хладнокровие. К ножу и ружью прибегать рано. Далеко не все средства из его богатого арсенала исчерпаны. Подозрительность заставит Ивана двинуть грузовик в воду вопреки предупреждению. Он застрянет посреди реки. И никакие пилоты уже не помогут ему.

Эмик рассмеялся. Он подбрасывал еще одну ветку в разгорающийся костер подозрения.

— Чудно ты смеешься, — сказал шофер и двинул машину вниз, ко второму съезду, как советовал Эмик.

Вода под ударом радиатора поднялась веером, залила стекло, но машина безостановочно шла через буруны. Стуча и скрипя, она выпрыгнула на спасительный берег.

— Правда, мелкий брод, — сказал Иван. — Спасибо!