Дорога к дому

— Ты права. Конечно же права. Ей нельзя здесь оставаться. — Он положил окурок в пепельницу перед собой. — Но в одном ты ошибаешься, — сказал он спустя несколько минут. Амбер взволнованно посмотрела на него. — Вы в самом деле сестры. Она всегда это говорила. Всегда. — Он отодвинул стол и встал. Амбер отвернулась, чтобы он не заметил слез, неожиданно выступивших у нее на глазах. К лифтам они пошли в полной тишине.

— Бекки? — Сонная фигура пошевелилась в кровати. Амбер спешно отложила газету и придвинулась к ней. — Бекс? Ты слышишь меня? — Она смотрела на лицо, которое знала всю жизнь. Здоровый цвет начинал медленно возвращаться к нему; синяки на шее медленно заживали, превращаясь в желтые и зеленые пятна. Она коснулась исхудавшей руки, лежащей на покрывале. — Ты проснулась? — спросила она. Бекки впервые полностью открыла глаза. Они смотрели друг на друга через белые больничные покрывала и ужасный опыт, что свел их снова вместе; Амбер первая опустила глаза. Она не могла вынести взгляда этих несчастных глаз. — Поедешь со мной домой, — сказала она, когда усмирила желание расплакаться. — Поедешь со мной в Бамако. Ненадолго. Тебе нужно побыть вдали отсюда, Бекки… побыть с нами некоторое время. — Она заметила, как Бекки медленно кивнула один раз, второй. Она наклонилась к ней и взяла ее за руку.

Реакция Мадлен на новость поразила и встревожила ее саму. Она разозлилась на Амбер. Она положила трубку на место и с тяжелым сердцем присела на ступени. Она ненавидела себя. Ненавидела с профессиональной и нравственной точки зрения, она пребывала в негодовании. Она с трудом сдержала себя, чтобы снова не взять трубку, не позвонить и не спросить, почему Амбер только через целых три недели сообщила ей о происшествии. Разве она была экспертом в этой области? Но Бекки совсем и не ее рабочая область, исправила она себя, пытаясь переварить то, что сообщила ей Амбер. Она заберет ее к себе в Мали, как только Бекки будет в состоянии перенести перелет. Она будет жить в домике для гостей, рядом с их домом, который они вместе с Танде построили и который Мадлен никогда не видела. Бекки вела себя тихо и отрешенно; мало ела и говорила. Амбер даже не знала, как ей помочь. Она отказалась говорить о случившемся родителям; она жила в полнейшей тишине, и Амбер начинала волноваться за нее. Мадлен скрестила руки и попыталась представить, что делать с женщиной, которая прошла через то, с чем она, Мадлен, боролась почти каждый день, но никогда не сталкивалась вплотную дома, никогда.

Она снова и снова спорила с Джеймсом. Она была уже почти на восьмом месяце беременности; даже если она уговорит авиакомпанию пустить ее на борт самолета, то чем она сможет помочь в своем положении? Амбер более чем в состоянии ухаживать за Бекки; чем еще она могла быть полезна? Пусть она лучше отдыхает и восстанавливается. Бекки всегда может приехать к ним в Женеву, летом, например, после рождения ребенка. Она спокойно выслушала его возражения; на следующее утро так же спокойно она пошла в бюро путешествий на улице Галлимард и забронировала для себя билет на самолет в бизнес-классе на ближайший рейс до Бамако. Джеймс отвез ее в аэропорт, не проронив ни слова по дороге. Он смирился с тем, что отношения, связывающие этих трех женщин, были за пределами его понимания.

Амбер ждала ее в машине едва ли не у самого самолета. Мадлен пропустили вперед; молодой госслужащий проверил у нее паспорт, взял сумки и проводил ее прямо к ждущему ее «мерседесу». Подруги обнялись так крепко, как только позволял огромный живот Мадлен, и через несколько секунд они уже выезжали с территории аэропорта. Причины и обстоятельства их теперешней встречи так отличались от тех, которые свели их вместе тогда на Менорке, когда Амбер и Танде показали Мадлен всю ценность жизни; Мадлен надеялась, что на этот раз она сможет помочь им и вернет этот долг.

— Как она? — спросила Мадлен, когда они въезжали в город.

Мадлен впервые была в Африке — город быстро мелькал перед глазами за окном; ярко-зеленый, песочно-желтый; рифленые жестяные крыши… это было все, что она смогла увидеть, пока Амбер вдавалась в подробности состояния Бекки. Мадлен терпеливо кивала, слушая знакомую историю — сначала полнейшее опустошение; постепенное отключение сенсорного мира — отказ от еды, общения, эмоций; потом молчание и тяжелое состояние депрессии; опровержение… Она исследовала этот феномен сотню раз, так что теперь она боялась вспоминать о предсказуемых последствиях. Бекки должна выговориться, иначе — тупик. Она знала, как это должно происходить, но профессиональное хладнокровие, которое она сохраняла при общении с другими женщинами, казалось, вот-вот исчезнет, когда она ставила себя на место Бекки и представляла худшее.

— Просто не верится, что ты приехала, — сказала Амбер, когда машина стала подниматься на холм, к их дому. — Я так благодарна тебе, Мадлен, честно. Я понимаю, сейчас не самое подходящее время.