Дорога к дому

Нужно идти. Я оторвался от стекла. Выбросил в открытое окно раздавленный фильтр от сигареты, развернулся, и, глубоко засунув руки в карманы, затопал к двери в свой кабинет. Дверь открылась от легкого толчка плечом. Я вошел в полутемную небольшую комнату и, не включая свет, опустился в глубокое кресло перед системой входа. Пальцы привычно легли на кнопки управления. По монитору побежали виденные, наверное, уже несколько тысяч раз строки: параметры – норма, подключенные устройства – норма, загрузка системы – норма, соединение – норма.

– Поехали… – усмехнулся я, и замер в ожидании.

Система настраивала коридор, и высокий свист несущей частоты уже давно перестал раздражать меня. Полуметровый овал в рамочке из свитых в радужные жгутики искорок возник через пять секунд после настройки коридора. Его полупрозрачная голубовато-серая поверхность напоминала водную гладь. Сквозь нее просматривалось так же неясно размытое и преломленное дно, и так же, как от невидимого сквозняка, бежала крупная ровная рябь.

– Ну что же… придется искупаться.

Я протянул руку и приложил ладонь к серо-голубой поверхности. От моего прикосновения быстро-быстро в стороны разбежались маленькие шустрые волны. Они отразились от радужной рамочки, вернулись снова и, смешиваясь и отражаясь вновь, превратились в маленькую кольчужку, состоящую из сотен подвижно, но бесконечно прочно спаянных колечек.

Несмотря на свою податливость, Врата были непреодолимы, если желающий пройти их не имел Ключа. У меня был Ключ. Маленькое золотое колечко на мизинце. Едва заметное – паутинка. Я ждал. Спустя некоторое время Врата признали меня своим, и колечки кольчуги-стены, начиная с того места, к которому был приложен Ключ, осыпались с тихим мелодичным звоном. Врата открылись. Я привстал с кресла, нагнулся и сделал шаг.

Привычно сдавило грудь. Заполоскало в глазах разноцветными полотнищами. Вдоль спины скатился ледяной ком озноба. Страх привычно собрался в основании шеи, протиснулся в глотку и попытался вырваться сдавленным стоном.

– Черт! Как больно!

При проходе мне всегда было больно. Я удирал из реального мира. Убегал. Спасался. Именно поэтому закрепилось в ощущениях это тягучее, липкое, где-то под ребрами, неутолимое чувство черного провала за спиной и невозможности обернуться, встретить его лицом и противостоять. Попытаться противостоять. Бороться и… И не победить.

Победа не всегда преодоление. Если для того, чтобы выстоять, нужно повернуться, и ты этого не можешь. Нет сил. То, может быть, стоит попробовать поменять точку отсчета? Изменить начало координат? Отступить от привычной шкалы ценностей? Если нечем дышать, то, может быть, стоит попробовать научиться обходиться без воздуха? Если нет сил идти, то, может быть, стоит попробовать взмахнуть… крыльями и взлететь?

Я привычно затаил дыхание. Паническое желание вдохнуть, придавленное волей, проходит. Я на самом деле не нуждаюсь сейчас в воздухе. Это мое тело. Тело человека желает провентилировать легкие. Или то, что осталось от человека. Как трудно осознать, кто я сейчас. Я закрыл глаза. Видеть здесь тоже непросто. И не видеть тоже. Закрыть глаза – не значит погрузиться во тьму. Это значит ограничить восприятие. Это значит принять для себя нечто привычное. Привычное из мира реального. «Закрыть глаза» – приказ. Я приказал. Приказал потому, что стало невыносимо… Стало невыносимо себя жаль. И за жалостью тоска. За тоской ярость. Это тоже неизбежные мои спутники прохода через Врата. Скоро будет легче. Я падаю в них, в этот омут, все глубже и уже не сопротивляюсь падению. Скоро будет легче. Это как молитва. Как заклинание. «Скоро будет легче… Скоро…»

Кому-то легко изначально. Каждый проходит Врата по-своему. Закрепляется первое впечатление. Первые ощущения прохода. Если новообращенный лезет в эту серую муть из чистого любопытства, сгорая от вожделения, от предощущения новых незабываемых ощущений, то он их и получает. Наркотическое опьянение, оргазм не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывает новичок, проходя Врата. Кто-то от этих ощущений сходит с ума. Кто-то приспосабливается. Мне больно, и я уже привык, что мне больно. По крайней мере, я застрахован от сумасшествия. Если тебе больно, значит ты еще жив. Меня затрясло. Это смех. Дикий истерический смех. Такое бывает, когда идешь через грязную улицу в парадном костюме и в лаковых туфлях, боясь опоздать на званый ужин, и вдруг проваливаешься в зловонную лужу по щиколотку. Все! Ты опоздал! Ты грязен как черт и все, что ты себе придумал, летит в тартарары. И вдруг становится легко. Ты свободен от обязательств. Тебя перестают мучить угрызения совести. У тебя есть достойное оправдание. Есть причина не делать того, что ты не хочешь. Ты смеешься, и прохожие крутят пальцем у виска, проходя мимо. Сколько лиц у свободы? Свобода от обязательств. Свобода от общества. Свобода от совести. От чего на этот раз?