Дорога к людям

И в последнем «переулке» этого проспекта машин мы увидели, как рельсы попадают в распоряжение станков-автоматов, завершающих окончательную отделку и отправляющих очередную порцию готовых рельсов на склад в ту долю секунды, когда контрольные аппараты дадут сигнал, что обработка каждого рельса окончена.

И поразительно: на всем этом проспекте передовой, совершенной советской индустрии не было видно людей. Машинами повелевали операторы на пультах управления станом. Во всем ощущалась воля советского человека, инженера, творца, ученика пятилеток.

...Поздно вечером, когда закончилось торжество последних испытаний нового рельсо-балочного стана, городская гостиница наполнилась шумом молодых голосов, веселой перекличкой людей, видимо знакомых друг с другом, связанных многолетней дружбой, давней общностью интересов.

— Электрики, сюда! — взывал кто-то из вестибюля.

— Монтажники, потеснитесь!

— Где тут конструкторы, вот запрятались, схимники!

Вдруг оказалось, что вся гостиница в эти дни занята инженерами, создававшими уникальный прокатный стан, и что они страшно молоды, юношески влюблены в жизнь, готовы в этот праздничный день к самым сумасбродным шуткам, хотя все они вместе изо дня в день, из года в год работают над такими сложнейшими проблемами техники, которые в былые времена под стать были только убеленным сединами академикам.

Где-то ударила в потолок пробка из бутылки шампанского, где-то продолжали весело пререкаться монтажники и электрики, где-то во весь голос читали стихи. Георгий Лукич Химич распахнул окошко. В дальнем конце города дрожало в небе зарево — бессонные огни завода.

— А тем временем он работает, — сказал Химич, — он работает, он живет, наш рельсо-балочный стан!

— А помните свое путешествие к Тихому океану, на охоту за китами? — спросил я. — «Веревочку» помните? Все еще зарабатываете деньги на дорогу до океана?

Георгий Химич развел руками и рассмеялся.

— Да, вот как оно все получилось!

...С той поры, когда я поздравил Георгия Лукича с рождением нижне-тагильского прокатного стана, немало воды утекло. Созданные им гигантские машины работают на Урале, в Сибири, во многих промышленных районах нашей страны. Имя конструктора Химича известно и зарубежным металлургам. Он участвовал в проектировании прокатного оборудования для индийского завода в Бхилаи. В Европе, Азии, за океаном его считают одним из видных представителей советской инженерии, советской технической мысли.

Георгий Химич по-прежнему живет на Урале, в Свердловске. Он верен себе. Скромен в оценке своих успехов. Смел, настойчив, неутомим в творческом поиске, — ученик пятилеток, романтик, энтузиаст.

1961—1975

ЮРИЙ ОЛЕША

— Шевалье!

Это воскликнул в гостиной Евгения Петрова при виде вошедшего моего приятеля, высокого, стройного красавца, Юрий Карлович. Умел он восхищаться привлекательной внешностью других, нимало не заботясь о собственной. Определения его всегда были неожиданны, точны, порою романтичны и всегда кратки.

Отлично помню день двадцать седьмого года, когда в журнале «Красная новь» появилась поразившая меня повесть бывшего фельетониста-стихотворца газеты «Гудок» Зубилы — Юрия Олеши. Я прочел ее залпом, пораженный прозой нового склада, словами острыми, светящимися прозрачными гранями алмаза, соединяющими романтику с грубоватостью.

«Он поет по утрам в клозете».

Это поет оптимист, советский делец в хорошем смысле этого слова, кулинар по призванию, изобретатель новых сортов колбасы, инициатор сооружения современной колбасной фабрики, — такие энтузиасты нужны были в свое время наркому пищевой промышленности Анастасу Ивановичу Микояну, хотя об этом в повести ничего не говорится. Бабичев любит жизнь и хочет, чтобы ею наслаждались другие: революционер, комиссар гражданской войны, он поселил у себя комсомольца Володю, когда-то спасшего ему жизнь. И уж совсем как Христос, подобрал однажды на улице пьяного пошляка — «романтика», вовсе ему не нужного Кавалерова.

«Вы, может быть, обижаетесь: вмешивается, мол, человек в чужую жизнь?» — говорит он Кавалерову, давая тому приют, вместо того чтобы отправить пропойцу в милицию. Оказывается, «делец» не только требователен, бывает жестким на работе и дома. Он корректен даже с захмелевшим циником. Характеры Бабичева и Кавалерова у Юрия Карловича не прямолинейны. О мнимых противоречиях в натуре Андрея Петровича я уже сказал. Кавалеров же, неблагодарно стремясь мысленно смешать с грязью пригревшего его человека, — «он заведует всем, что касается жранья... я... при нем шут», — все же не может не оценить энергию и упорство Бабичева, в трудное время нэпа возглавившего сооружение фабрики «Четвертак», которая предназначена не только колбасу выпускать, но все, что освободит женщин от кухонных забот.