Но война оставалась войной. Однажды Марку поручили как командиру разведки достать «языка». Вышли ночью. Моросил дождь. Ползком через топь с двух сторон наши подкрались к вражеской пулеметной точке, рванулись в бункер, скрутили фашиста, заткнули рот платком — и назад. Гитлеровцы опомнились, накрыли нашу группу смертоносным светом ракет и шквальным огнем. Все же Марк и его подчиненные избежали гибели и доставили «языка» целым и невредимым.
Белорусский фронт... Первый Украинский фронт... Встречи с польскими и чехословацкими воинами, дружба с ними, а потом — Карпаты, война в горах, непривычная, тяжелая, полная неожиданностей, и — четвертое ранение!
Сутки лежал он на поле боя. Снова смерть склонилась над Марком. Несколько часов бойцы искали своего старшину. Нашли. Смерть попятилась, но не сдавалась, шла по пятам в то время, как товарищи Шамаева на самодельных носилках, скользя на мокрой, раскисшей от дождей земле, то опускаясь, чуть не ползком, то поднимаясь, несли его через шесть гор.
Смерть обдавала его своим холодным дыханием и тогда, когда везли его в Краков, затем во Львов. Марк вечно благодарен тем двум бойцам, что вынесли его с поля боя, и тому азербайджанцу — хирургу, который повелел смерти: «Уходи! Тут тебе не место! Такие не умирают!»
Вот что рассказал мне «парень с Мамаева кургана». Имя его начертано на мраморе в Сталинградском пантеоне бессмертия. А он остался живым! Но Марк, сталинградец, не отделяет себя от тех, кто четверть века назад погиб в дни небывалого легендарного сражения.
Единый подвиг! Единая слава! И для тех, кто погиб, и для тех, кто сумел одолеть самую смерть.
ВОЗДУШНЫЙ БОЕЦ
Когда лейтенанта Георгия Токарева попросили рассказать о его первом воздушном бое, он сказал:
— Мой первый бой интересен тем, что меня в этом бою сбили.
И улыбнулся, и все увидели, как он еще молод, и после его необычного ответа все захотели узнать, что же он испытал, когда война в первые же несколько минут боя разом обрушила на него полную меру того страшного, что может пережить воздушный боец.
Судьбу человека на войне во многом определяет именно первый бой. Плохо, если первый бой сложится неудачно, это может на долгое время лишить человека уверенности в своих силах, воля его будет надломлена ожиданием второй неудачи. Токареву не повезло. Первый бой не дал ему окрыляющего опыта победы. В первом бою он пережил гибель самолета, близость смерти и мучительное чувство обиды.
В тот день сто двадцать «юнкерсов» в сопровождении сорока «мессеров» совершали бомбардировочный налет на город Ливны. Георгий Токарев — он был тогда сержантом — в паре с Закировым кинулся в то черное, воющее, еще незнакомое ему, что заполнило небо над маленьким городом. Двадцатилетний юноша из летной школы атаковал знающих, умелых убийц, громивших города Польши, Франции, Бельгии, Греции. Он умел тогда смотреть только вперед, а опытный истребитель, по выражению асов, поворачивает голову на 360 градусов, другими словами — видит, а если не видит, то чувствует всю глубину неба. Токарев развернулся для атаки, и тут их с Закировым разъединили «мессеры», и Токарева зажали и стали оттягивать в сторону, чтобы добить одинокого, и оттащили до линии фронта, и он дрался отчаянно, и его все-таки сбили.
Он умел тогда смотреть только вперед. Он видел перед собой одного из атакующих «мессеров», решил переиграть его на виражах и заложил такой чудовищный вираж, что в глазах у него потемнело, и он зашел все же в хвост тому «мессеру», но не видел других. Второй «мессер» оказался в хвосте Токарева в ту секунду, когда он испытал ни с чем не сравнимое чувство близкого и точного своего удара, восторженное чувство победы, и вдруг увидел, как огненные жгуты хлещут по мотору, по бакам.
Уже не было возможности спасти самолет, пламя его пожирало. Токарев долго не мог оторваться от горящего самолета и выбраться из кабины, высвободить парашют. Его бил встречный поток воздуха, с него сорвало шлем, очки, сапог с ноги. Растерзанный, полуживой, он высвободился в последнюю минуту и почти тут же ударился о землю.
Сразу ему пришлось вскочить на ноги. В него стреляли. Он побежал в сторону, заполз в густую рожь и только там, пережидая беду, почувствовал, как ему больно, как ноют кости, какая страшная обида давит его.
Токарев не дал обиде свалить себя, он сохранил главное — мужество.
Первое поражение он сделал для себя школой. Он выверил каждое свое движение в том первом бою. Он искал ошибки и нашел все до одной, и среди них главную — ожидание того, что бой поведет его, летчика, за собой, что в бою как-то определится ход событий. Творцом событий в бою должен быть он сам, летчик Токарев, не ждать решения врага, а первому решать, стать хозяином боя с первой минуты. И когда враг это почувствует, он будет побежден.