Дорога к людям

— Время у нас есть, — сказал он, — все на работе, один я сегодня лодырничаю по болезни, да вот внучек Славка со мною и жена Евдокия Тимофеевна, знакомьтесь, пожалуйста. О Славке пока рано рассказывать, а Евдокия Тимофеевна была на заводе нашем одной из лучших фрезеровщиц, пятнадцать годков отработала на советские автомобили. Ну, а когда у дочери нашей Валентины детишки пошли, стали мы судить, кого с работы снимать, чтобы за внуками обеспечить присмотр. Судили, рядили. Меня как будто рановато было. Валентину? Не разумно, дочь на заводе инженер, состоит в отделе главного механика. Постановили, значит, бабушку с работы снять, вот фрезеровщица и хозяйничает теперь по дому.

— Это еще когда Валерка родился, — заявил внучек Слава, весьма внимательно следивший за нашей беседой.

Пока мы толковали о разных разностях, бывшая фрезеровщица хлопотала на кухне, а потом настоятельно пригласила нас к столу — час пришел обеденный. Не скрою, что, пошептавшись с фрезеровщицей, Иван Кондратьевич водрузил на стол графинчик, и мы по-стариковски выпили рюмку за здоровье хозяйки. Евдокия Тимофеевна, усмехнувшись и поблагодарив за внимание, тоже пригубила из маленькой рюмки.

В ходе беседы выяснилось, что Бардыбахины не были в стороне от коренного решения судеб нашего народа и нашего государства. Отец хозяина Кондрат Иванович участвовал в боях на Пресне в революцию 1905 года. Состоял он в боевой группе Шпагина. Когда восстание было с немалой кровью разгромлено, Кондрат Бардыбахин ушел пешком в родные места, скрывался в лесу возле деревни Панюшкино.

— Дед мой стал искать выход из положения, не сидеть же сыну его в лесу вечно, — говорил хозяин. — Пошел дед к приставу, угостил его хорошенько, сунул в карман ему сторублевку. Деньги по тому времени серьезные. Так избавился мой отец от опасного внимания полиции. С помощью сторублевки!

Иван Кондратьевич вел рассказ неторопливо и обстоятельно, а я, не теряя нити его повествования, думал попутно об этой самой геральдике. Ну, пусть будет не то слово, другое придумаем, а следует все же сотворить нечто вроде геральдики нового человека. Не мешало бы пожалуй, литераторам нашим поразмышлять о создании книг, повествующих о происхождении, истории и нынешней жизни семей крестьянских, рабочих, семей инженеров, врачей, строителей, заслуживших уважение и признательность народа.

А почему бы самим детям и внукам нашим, не помышляя обязательно об издании книг, не заняться собиранием важных и любопытных сведений по истории своей семьи, своих отцов и дедов, своего рода, чьи представители честным трудом служили и служат родному народу?

Так я думал, а Иван Кондратьевич тем временем продолжал свой рассказ. Вспомнил он о деде Иване Феофановиче, человеке «необычайной силы, физической и душевной». Выходец из крестьян, был он сновальщиком на шелкоткацкой фабрике «Рыбаковой вдовы и компании». Вместе с Иваном Феофановичем начал трудиться там и отец Ивана Кондратьевича, сначала шпульником, потом тоже сновальщиком.

Я следил за маленьким Славой. Он слушал внимательно, и было ему чем гордиться. Прадед его был человеком честным, прямым, справедливым.

— Отец рассказывал мне об Иване Феофановиче, что был он весьма настойчивым, — говорил хозяин дома. — Жили они на Арбате у Бородинского моста. И я там жил в юном детстве. Помню, харчевать ходили с отцом и дедом в чайную Крынкина в Проточном переулке. Впрочем, не в этом суть. А хотел я сказать, что дед и отец силищей обладали непомерной. Судите сами. Павелецкой железной дороги тогда еще не построили. На покров, на троицу или, скажем, на рождество, словом, в тогдашние праздники отправились они пешим образом в нашу деревню. Хорошо. Сейчас у нас имеется своя машина, и я по спидометру высчитал: от Москвы, значит, до Горностаева ровно сто два километра. Так вот, в субботу под праздник дед и отец кончали работу в полдень. Само собой, забирали по корзине трехпудовой со всякой снедью и городскими гостинцами и с такой вот ношей на следующий день к обедне в деревню поспевали.

Иван Феофанович действительно человек был сильный и справедливый. Его внук, нынешний глава семейства, поведал мне: шли, значит, его отец, Кондрат, тогда еще маленький ребятенок, и дед Иван Феофанович через глухой овраг. И тут выскочили из кустов четверо. Такие угрожающие. И сказали, чтобы корзины с добром им отдать немедленно. Мальчик от страха заплакал. Иван Феофанович сказал: «Не плачь, сынок. Подсоби мне корзину со спины скинуть». Потом спросил тех, угрожающих: «Это вы корзинки со всем добром покупали? По-моему, не вы». И взял их главного за грудки — и в кусты его! Остальные сами ушли.

Был этот сновальщик Иван Феофанович из тех трех Иванов, о которых я уже рассказывал вначале.