Дорога к мечте (СИ)

Христину Поприй ангелы забрали аккурат во время защиты. Божедар вернулся домой радостно-возбужденный: ни одного черного шара! Полная и безоговорочная победа! А дома на пустой кухне дед… Не дед — старик, сидел и раскачивался из стороны в сторону.

— Как же так? — спросил Божедар в пустоту.

Похороны, поминки, какие-то люди, лиц которых не разглядеть, не вспомнить.

— Можно я на память о Христине возьму что-нибудь? — это тетя Цонка, голос знакомый.

— Да, конечно.

Ей можно. Хорошая соседка. Они с бабкой дружили вроде бы.

— Вот, заколку для волос. Можно?

— Неужели вы думаете, что мне для вас заколки жалко? — Божедар вымучил из себя слабую улыбку.

— Держись, мой мальчик, — Цонка прижала его к груди. — Держись. Жаль, что мой Тома далеко.

— Жаль…

Дни потекли унылой чередой. Один был похож на другой, как брат-близнец. Работа валилась из рук. Все заманчивые предложения и гранты потеряли смысл и не стоили той бумаги, на которой были напечатаны. Недавние планы казались смешными и ненужными. Австралия? Какая Австралия, когда по огромному пустому дому неприкаянно бродит дед. Как его оставить, если он и не ест, и забывает куда шел?

— Дед…

— Христина, ее нет.

— Пойдем обедать.

В огромной кухне — без бабки она вмиг стала непомерно большой — было неуютно. Никто не топтался у плиты, не покрикивал, торопя обедать. Да и с обедом были проблемы. Божедар как мог стряпал, только получалось плохо — никто не учил, а свои любимые рецепты бабка записывала таким птичьим языком, что и сам Шомпольон бы не разобрал. Ресторанную еду дед не признавал, как игнорировал и стряпню по видеоурокам.

Ругаться с ним было бесполезно. Упертый старый хрыч.

— Что ты сказал?

— Сыч ты, дед, нелюдимый.

— Какой есть уж, таким и помру.

От таких разговоров хотелось выть и не думать, что деду годков уже сильно близко к сотне.

Он ушел тихо. Просто не проснулся утром.

— Хорошая смерть, — тихо сказала тетя Цонка и похлопала Божедара по руке.

— Хорошая, — согласился он, на самом деле не воспринимая слов. Да и как смерть может быть хорошей?

— Ох, мальчик, жениться тебе надо.

Божедар не видел связи.

— Зачем?

— Как же ты один? Или дом продай, квартиру купи. Обстановку смени. Да и зачем тебе теперь такой домище?

— Как зачем? — он смотрел на соседку и не верил, что она могла так сказать. Как расстаться с родным домом, с частью себя? С домом, где поколения за поколениями семьи издавали первый крик и испускали последний вздох?

— Ох, Дарко, — покачала головой тетя Цонка и ушла — пришел гробовщик, договариваться.

Похороны прошли как в тумане. Люди — и знакомые, и незнакомцы — подходили, говорили какие-то слова, наверное, правильные, наверное, уместные, но к пустоте внутри добавилось глухое раздражение, которое ворочалось там, как медведь в берлоге. Он испытал огромное облегчение, когда все ушли.

Божедар прошелся по комнатам. Заглянул в комнату к бабке, затем к деду, не отдавая себе отчет в том, что делает, соблюдая некий пока еще неясный и непривычный ритуал. И поднялся к себе в комнату.

Через два дня там его и нашел Тома.

— Сидишь?

— Их больше нет, — отрешенно сказал Божедар, тиская в руках потрепанного медведя. — Я никогда не задумывался и верил, когда дед говорил, что это отец купил мне игрушку. Что это память о нем. А ведь это неправда.

— Почему? — Тома присел рядом.

— Сам подумай, — Божедар грустно усмехнулся, — Они попали в аварию. Мать была на шестом месяце. Ее держали на аппаратах, чтобы плод немного подрос. Кто бы стал покупать игрушки нерожденному малышу? Деду, наверное, хотелось, чтобы у меня хотя бы что-то было от отца.

— Или бабушке, — добавил Тома.

— Или бабушке, — согласился Божедар.

— Не держи горе в себе. Поговори.

— Если начну, зареву в голос, как девчонка.

— Когда потеря так велика, то и мужчине не стоит стыдиться слез. Они заслужили быть оплаканными.

Божедар мотнул головой, но Тома придвинулся ближе, крепко обнял, не дал вырваться. Еще какое-то время Божедар сопротивлялся, отворачивал лицо и судорожно шмыгал носом, а потом словно плотину прорвало. Уткнулся в жесткое плечо, обтянутое шершавой тканью, и разрыдался. Цеплялся за друга как за последнюю соломинку, и ревел, не в силах остановиться. До спазмов, до судорог.

— С-спа-асибо, — с трудом успокоившись, едва выговорил он.

— Поспи, тебе надо отдохнуть. Завтра мы уезжаем.

Тома растянулся рядом с ним на постели прямо в чем был, поверх покрывала. У Божедара не было сил удивляться, только подвинулся ближе к краю.

— Спи, — еще раз повторил Тома и накинул на них обоих плед, валявшийся в изножье.

Утром Божедар проснулся с тяжелой головой, но умиротворенный. Горе больше не пригибало к земле, не давило свинцовой тяжестью.

— Как ты? — сонно спросил Тома.

— Нормально, — подумав, ответил Божедар. — Спасибо, что…

Тома отмахнулся и спрыгнул на пол.

— Ух, холодно! Собираемся, у нас очень мало времени. Звездолет МЧС вылетает через два дня. Я его командир, и моим произволом штатный биолог у нас ты.

Божедар зябко повел плечами и подошел к окну. Земля была покрыта инеем, а из низко повисших туч сеялся мелкий колючий снег.