Дорога к несвободе. Россия, Европа, Америка

Владимир Ленин (1870–1924) был главным марксистом: ведь он возглавил революцию, затеянную во имя философии. Ленин, член немногочисленной подпольной партии, считал, что организованная элита вправе “торопить” историю. И если единственное в мире благо – это возвращение человеку его сущности, то для тех, кто знает, как именно это сделать, допустимо ускорить процесс. Это соображение сделало возможной большевистскую революцию 1917 года. После этого Советским Союзом правила небольшая группа людей, черпавшая легитимность в особой “политике предопределенности”. Ленин и Ильин не были знакомы друг с другом – и при этом странно близки. Отчество Ленина – Ильич. Он пользовался псевдонимом “Ильин”. Подлинный же Ильин читал и критиковал некоторые работы Ленина. Когда ЧК арестовала Ильина, Ленин вмешался, чтобы выразить свое восхищение философией Ильина.

Ильин презирал революцию Ленина, но одобрял его готовность к насилию и волюнтаризм. Как и Ленин, Ильин считал, что России для указания целей и средств требуется философствующая элита (то есть он сам). Как и социалистическая утопия марксистов, божественная цельность, по Ильину, требует насильственной революции, точнее – насильственной контрреволюции. Другие русские философы усмотрели тут сходство. Николай Бердяев находил у Ильина “кошмар злого добра”. В 1925 году в рецензии на книгу Ильина Бердяев писал, что “«Чека» во имя Божье более отвратительно, чем «чека» во имя дьявола”. Это суждение оказалось пророческим: “В сущности, большевики вполне могут принять книгу И. Ильина, которая построена формально и мало раскрывает содержание добра. Большевики сознают себя носителями абсолютного добра и во имя его сопротивляются силой тому, что почитают злом”.

Взгляды старевшего в Германии и Швейцарии Ильина напоминали взгляды наследников Ленина. После 1924 года Иосиф Сталин сосредоточил власть в своих руках. Суждения Ильина о заразной порочности западной культуры в мельчайших деталях совпадали с суждениями сталинистов. Так, Ильин считал джазовую музыку заговором (“белая интеллигенция всех стран и народов танцует под негритянскую дудку”) с целью превращения европейских слушателей в безмозглых танцоров, не способных к нормальному половому акту. Газета “Правда” напечатала удивительно похожее описание [М. Горьким] опыта прослушивания афроамериканской музыки: “Человек-жеребец, размахивающий огромным фаллосом”. Хотя Ильин вел хронику сталинского террора, его отношение к закону и праву по сути сходно с отношением тех, кого он считал преступниками. Андрей Вышинский, гособвинитель на сталинских показательных процессах, считал, что “революционная законность требует гибкого и, так сказать, свободного”, “творческого” отношения к закону. Будущим контрреволюционерам, по Ильину, следовало бы действовать именно так.

Владимир Ленин

Иван Ильин

Ильин надеялся, что СССР не переживет Вторую мировую войну, однако после нее видел Россию во многом так же, как Сталин. Последний называл Советский Союз “родиной социализма”, и если бы СССР погиб, то у коммунизма не было бы будущего, человечество лишилось бы единственной надежды. Поэтому любая мера, направленная на оборону Советского Союза, оправданна. Ильин считал Россию родиной Господа, которую нужно сохранить любой ценой, ведь только здесь может начаться восстановление божественной цельности. После войны Сталин отдавал предпочтение русскому народу (а не Украине, Белоруссии, Центральной Азии, Кавказу, десяткам народов СССР). Именно русские, по Сталину, спасли мир от фашизма. По Ильину, Россия спасет мир не от, а с помощью фашизма. В обоих случаях единственным носителем абсолютного добра выступает Россия, а вечным противником – растленный Запад.

Советский коммунизм был разновидностью “политики предопределенности”, уступившей “политике вечности”. С течением времени образ России как путеводной звезды для всего мира уступил место образу жертвы бессмысленной враждебности. Вначале у большевиков не было государства, они вершили революцию в надежде, что мир последует примеру России. Чуть позднее они взялись за государственное строительство, чтобы сымитировать капитализм и преодолеть его. В 1930-х годах сталинистский образ будущего оправдывал гибель миллионов людей от голода и около миллиона расстрелянных. Вторая мировая война изменила сценарий. С 1945 года Сталин, его сторонники и преемники утверждали, что избиение собственного населения в 1930-х годах было необходимо для разгрома немцев в 1940-х годах. Но если 1930-е годы подготовили 1940-е, то отдаленное социалистическое будущее здесь ни при чем. С окончанием Второй мировой войны началось сворачивание советской “политики предопределенности” и переход к “политике вечности”.