Читаем Дорога к подполью полностью

— Не хочется даже вспоминать и говорить противно! — В его голосе послышались жесткие нотки. — Одним словом, жена явилась в лагерь вместе с немцем, с которым жила, и посмотрела на меня издали. Товарищи слышали, как она сказала: «Из него уже ничего не выйдет», повернулась и ушла. А мать выхлопотала меня на поруки из плена. Я ведь назвался рядовым и скрыл, что я командир, иначе меня не оставили бы здесь и отправили в Германию. Сейчас я работаю в авторемонтных мастерских на положении пленного, два раза в неделю хожу в полицию отмечаться.

В коротких словах я тоже рассказала Юрковскому о себе и, не откладывая дела в долгий ящик, начала излагать свой план перехода линии фронта. Эта мысль зародилась в моей голове еще в Севастополе.

— Я ищу товарища. Хотите быть им? Уйдемте вместе, — предложила я.

— Что же, это, конечно, можно сделать. Но у меня пока другое предложение и просьба к вам, — сказал Вячеслав. — У меня есть товарищ, тоже моряк. Он был ранен в руку и ногу. Сейчас вместе с другими военнопленными находится в тюрьме. Его надо вырвать оттуда, и это сможете сделать вы.

— Я?

— Да, вы.

— Говорите дальше, я слушаю вас.

Вячеслав продолжал взволнованно:

— Если вы освободите Николая, то через него мы наладим связь с партизанами и будем работать здесь подпольно.

Вячеслав понизил голос.

— Товарищ Николая — тоже моряк — благополучно бежал в лес, и мы имеем сведения, что он сейчас партизанит. В тюрьму приходила его сестра — Нюся Овечкина, которой удалось кое-что шепнуть об этом Николаю. Я не знаком с Нюсей, и только через Николая мы сможем ее найти и связаться с лесом. Но для этого необходимо его освободить, и тут я надеюсь на вас.

— Как же я могу это сделать? — спросила я Вячеслава.

— Вы должны написать заявление в комендатуру о том, что вы его жена, что до войны жили вместе с ним, в Симферополе, где он работал на ремонтных заводах. Тогда его переведут в мастерские, так как немцы нуждаются в специалистах. Кстати сказать, Николай ничего в нашей работе не смыслит, но это неважно, я буду его учить. Вы за него поручитесь, и ему разрешат жить дома с «женой», но он, конечно, будет жить у меня.

Нисколько не колеблясь, я ответила:

— Согласна. Только чем я докажу, что я его жена?

В паспорте у меня стоит штамп загса, где написано, что брак заключен между Мельником и Клапатюк.

— Паспорт не показывайте. Напишите поручительство, свой адрес, придете с домовой книгой. Вы головой отвечаете, если Николай сбежит, но он этого не сделает. Главное — не завраться и точно запомнить все сведения о Николае, а ему о вас. Но помните: если попадетесь во лжи, тогда уж несдобровать.

Мы разговаривали тихо, почти шепотом, чтобы кто-либо случайно не подслушал наш разговор. Условились в воскресенье добиться свидания в тюрьме с Николаем. Я должна буду передать ему краткие сведения о себе и узнать от него все, что не совсем точно знал Вячеслав. Сгустились сумерки.

— Ну, надо идти, — сказал Вячеслав, поднимаясь, — а то задержит патруль. Я живу близко от вас, На Нижне-Госпитальной улице, дом № 46, приходите ко мне, познакомитесь с моей матерью.

Когда ушел Вячеслав, я впервые за все время почувствовала, как приоткрылись двери моей темницы, тонкий солнечный луч прорезал тьму. Я обдумывала наш разговор: да, это лучше, чем переходить через фронт!

Но вдруг меня словно укололо. А что, если Вячеслав Юрковский провокатор? Ведь я его не знаю. А на каком основании он так безоговорочно мне доверился? Однако сердцем я верила Юрковскому.

Так неожиданно возникла крепкая дружба. Конечно, Бологовской не стоит благодарности, но не бывать бы этой встрече, если бы он меня не выгнал из столовой. Наконец я ухватилась за кончик ниточки, которая обрывалась, снова связывалась и все же вывела к подполью,

Николай Стороженко

Теперь каждый день после работы Вячеслав приходил ко мне, и мы вели долгие беседы вполголоса. Иногда я отправлялась на Нижне-Госпитальную, познакомилась с матерью Вячеслава Юзефой Григорьевной — тихой и доброй старушкой.

В воскресенье утром мы с Вячеславом отправились в тюрьму на свидание с Николаем. Вокруг тюрьмы толпились женщины, у каждой, в руках был сверток или корзинка с едой. Нам удалось проникнуть во двор, и к нам подошла группа пленных. Вячеслав толкнул одного из них и сказал:

— Не видишь? Твоя жена пришла!

Не успела я опомниться, как внезапно оказалась в объятиях этого пленного и обменялась с ним поцелуем. Потом он прижал мою голову к своему плечу, как это сделал бы нежно любящий муж, и прошептал:

— Ваше имя?

Женя, — тихо ответила я. — А вы Николай?

— Да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары