Совершенно очевидно, что в области индивидуального поведения влияние коллективизма оказалось разрушительным. И это было неизбежно. Движение, провозгласившее одной из своих целей освобождение от личной ответственности[87]
, не могло не стать аморальным, какими бы ни были породившие его идеалы. Можно ли сомневаться, что такой призыв отнюдь не укрепил в людях способность принимать самостоятельные моральные решения или чувство долга, заставляющее их бороться за справедливость? Ведь одно дело — требовать от властей улучшения положения и даже быть готовым подчиниться каким–то мерам, когда им подчиняются все, и совсем другое — действовать, руководствуясь собственным нравственным чувством и, быть может, вразрез с общественным мнением. Многое сегодня свидетельствует о том, что мы стали более терпимы к конкретным злоупотреблениям, равнодушны к частным проявлениям несправедливости и в то же время сосредоточились на некой идеальной системе, в которой государство организует все наилучшим образом. Быть может, страсть к коллективным действиям — это способ успокоить совесть и оправдать эгоизм, который мы научились немного смирять в личной сфере.Есть добродетели, которые сегодня не в цене: независимость, самостоятельность, стремление к добровольному сотрудничеству с окружающими, готовность к риску и к отстаиванию своего мнения перед лицом большинства. Это как раз те добродетели, благодаря которым существует индивидуалистическое общество. Коллективизм ничем не может их заменить. А в той мере, в какой он уже их разрушил, он создал зияющую пустоту, заполняемую лишь требованиями, чтобы индивид подчинялся принудительным решениям большинства. Периодическое избрание представителей, к которому все больше и больше сводится сфера морального выбора индивида, — это не та ситуация, где проверяются его моральные ценности или где он должен, постоянно принося одни ценности в жертву другим, испытывать на прочность искренность своих убеждений и утверждаться в определенной иерархии ценностей.
Поскольку источником, из которого коллективистская политическая деятельность черпает свои нравственные нормы, являются правила поведения, выработанные индивидами, было бы странно, если бы снижение стандартов индивидуального поведения сопровождалось повышением стандартов общественной деятельности. Серьезные изменения в этой области налицо. Конечно, каждое поколение ставит одни ценности выше, другие — ниже. Но давайте спросим себя: какие ценности и цели сегодня не в чести, какими из них мы будем готовы пожертвовать в первую очередь, если возникнет такая нужда? Какие из них занимают подчиненное место в картине будущего, которую рисуют наши популярные писатели и ораторы? И какое место занимали они в представлениях наших отцов?
Очевидно, что материальный комфорт, рост уровня жизни и завоевание определенного места в обществе находятся сегодня отнюдь не на последнем месте на нашей шкале ценностей. Найдется ли ныне популярный общественный деятель, который решился бы предложить массам ради высоких идеалов пожертвовать ростом материального благополучия? И, кроме того, разве не убеждают нас со всех сторон, что такие моральные ценности, как свобода и независимость, правда и интеллектуальная честность, а также уважение человека как человека, а не как члена организованной группы, — являются "иллюзиями XIX столетия"?
Каковы же сегодня те незыблемые ценности, те святыни, в которых не рискует усомниться ни один реформатор, намечающий план будущего развития общества? Это более не свобода личности. Право свободно передвигаться, свободно мыслить и выражать свои мнения не рассматривается уже как необходимость. Но огромное значение получают при этом "права" тех или иных групп, которые могут поддерживать гарантированный уровень благосостояния, исключая из своего состава каких–то людей и наделяя привилегиями оставшихся. Дискриминация тех, кто не входит в определенную группу, не говоря уж о представителях других национальностей, выглядит сегодня как нечто само собой разумеющееся. Несправедливости по отношению к индивидам, вызванные правительственной поддержкой групповых интересов, воспринимаются с равнодушием, граничащим с жестокостью. А очевидные нарушения элементарных прав человека, например, в случаях массовых принудительных переселений, получают поддержку даже у людей, называющих себя либералами.
Все это свидетельствует о притуплении морального чувства, а вовсе не о его обострении. И когда нам все чаще напоминают, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, то в роли яиц выступают обычно те ценности, которые поколение или два назад считались основами цивилизованной жизни. Каких только преступлений властей не прощали в последнее время, солидаризируясь с ними, наши так называемые "либералы"!