— Тебе понравилось, что я назвал тебя Вишенкой?
Дракошка смутилась и застенчиво кивнула, а самец с надеждой посмотрел на генерала.
— Э, дружище, ты на меня так не смотри! Я не мастак придумывать имена. С Вишенкой оно само как-то получилось, может, как-нибудь и тебе повезёт.
Дракончик расстроился, но согласно кивнул и плавно перебрался на соседнее окно. Имрусу не хотелось его обижать, но ничего толкового в голову не приходило. Вот вчерашняя Талейта обязательно дала бы самцу подходящее имя, но… Генерал нахмурился.
Ту заблудшую душу надо забыть и не вспоминать. А вот воспользоваться её советом по отношению к ночным ласкам стоит. Он и не знал, что женщины могут так распаляться и реагировать на касания, поцелуи, объятия. Кто бы мог подумать, что он может управлять женским телом, даже порабощать!
Вчера он познал иную любовь женщины. Это невозможно сравнить с тем, что ему предлагали некоторые дамы в крепости. О таком он ни разу не слышал среди мужской болтовни. Если бы он раньше знал, что между женщиной и мужчиной всё может происходить так, как было вчера, то он бы сумел разжечь огонь в любимой. Надо было не слушать её, когда брал первые разы и ласкать так, как хотелось, как вели инстинкты!
Имрус вспомнил начало своей жизни с юной женой и досадливо скривился. Ей было больно, неприятно, и она очень радовалась, когда всё заканчивалось быстро. Он жалел её, не смел настаивать и всегда торопился, чтобы её лицо не искажала гримаса.
— Гильда, когда вернётся Ифе? — раздражённый из-за воспоминаний, генерал обратил своё внимание на суетящуюся в столовой кухарку.
— Не знаю, лэр Больдо, — занервничала женщина, понимая, что ей тут не место.
— Дожили, в доме никого из прислуги не осталось! Какой смысл быть лэром, если всё приходится делать самому?
— Не знаю, — прижимая тарелку к груди, совсем жалко пролепетала кухарка.
— Ты ещё здесь? Кыш на кухню!
Обед прошёл как обычно. Сыновья ели в маленькой общей детской вместе с госпожой Витаж. Имрус пообедал с Гьяси в столовой, а лэра Больдо, как всегда, выбрала для себя самый дорогой ресторан.
Вечером Имрус вышел в гостиную, услышав смех сыновей, но как только вернулась его жена, так они уставились на неё в ожидании. Она окинула холодным взглядом всю семью — и все разошлись по своим комнатам. Вскоре гувернантка уложила спать Каджи и зашла к нему в кабинет, чтобы вновь завуалированно предложить себя. Ему неприятны были её заигрывания, и он думал, она сообразит, что его бездействие и есть ответ.
Даже проживая в обширной крепости, где новички частенько теряются, он старался уходить и блудить подальше, чтобы до Талейты не дошло ни единого слуха, а эта хочет прямо здесь развести грязь. Наверное, он не перестанет удивляться женщинам. Витаж — олицетворение строгости и воспитания, но, по сути, она лицемерка.
Он подошёл к ней поближе и приобняв, чуть прижал к себе, сжимая её ягодицу. Ему хотелось бы, чтобы гувернантка его сына с размаха ударила его за вольность, но она только прикрыла глаза и застонала. Дважды лицемерка. Делает вид, что ей приятно, но он ухватил её слишком сильно, до синяков, и это был ещё один повод для неё оттолкнуть его. Он чуть наклонился к ней и жарко прошептал:
— Мне шлюхи в доме не нужны. Ты уволена.
Она замерла и вот теперь искренне опалила его злым взглядом.
— Пошла вон.
Он проследил за её уходом и подумал о том, что это уже традиция, установленная иномирной душой — разгонять обслуживающий персонал.
Имрус допоздна крутился возле спальни жены, не решаясь войти. Он обещал ей, что больше никогда не принудит её к близости, но ведь многое изменилось. Начать с того, что его слова были произнесены чужой душе и закончим тем, что отныне всё может быть иначе.
Он разбудит тело своей жены! Он уже знает, что ей понравится; он откроет для неё целый мир удовольствия и наслаждения. Если она узнает, поймёт, как это прекрасно — любить, то это перевернёт её жизнь.
Он открыл дверь и сделал шаг в спальню Талейты. Под ноги попала подушка и он едва не споткнулся об неё. В сердцах пнул ногой её и подумал о том, что такое обилие мелких предметов очень раздражает. Раньше ему было все равно, но сейчас, как назло, он обратил внимание на тяжеловатый запах лежалых тканей, на то, что эти подушки — словно баррикада. Иномирная душа повсюду старалась открыть окна, чтобы выветрить этот запах, расчищала пространство, а его жена вновь всё позакрывала и обложилась тряпками.
Имрусу стало противно от самого себя. Разнюнился! Пришёл соблазнять Талейту, а сам как старый дед-ворчун цепляется за мелочи и вспоминает, как раньше было. А что значит это «раньше»? Много ли его было, чтобы цепляться за него? По сути, один день! Что же он сразу не оценил всё что происходило?
— Что вам угодно? — холодно спросила лэра, переворачивая рисунок, который рассматривала.
Имрус подошёл к ней и дал знак рукой, чтобы она поднялась. Стоя, друг против друга, он смотрел на неё, а она опустила глаза, и непосвящённому наблюдателю они показались бы интересной парой.