Дорога к себе

«Шон, как и Лас, болтает, когда нервничает. А я ничего не почувствовал», — отрешенно подумал Сантилли, перетаскивая остроухого человека к убитым сородичам.

Отец всегда учил его чтить память павшего противника. Как, кстати, и Таамир, правда, несколько своеобразно, в своей обычной насмешливой манере.

«К мертвым надо проявлять уважение, — снисходительно говорил дракон после показательной казни очередного преступника или дуэли. — Убил — похорони. Вороны сами найдут себе падаль, а нам болезни ни к чему. И не эстетично».

«Война вообще не эстетична», — ашурт перевернул следующего мертвеца и подавил тяжелый вздох при виде лежащего под ним дэма с изуродованным, как и у Эрри, лицом.

В смерти все равны, и свои и чужие, и враги и друзья. Но к первым относишься равнодушно, а вот ко вторым…. Сантилли удобнее перехватил воина и провел ладонью по заляпанному нагруднику, стирая с герба грязь.

— Кто это? — встревожился Шон, заметив застывшего ашурта. — Сан!

— Шали, — безучастно отозвался тот, поднимаясь с другом на руках.

Могло быть и хуже, и сейчас он нес бы не его, а Тьенси или Ласа. Но почему от этого не легче? Размен два на два? Одних близких на других? Дубровских на Шали и Влада? И что и как сказать сестре и Рози? Как посмотреть им в глаза? Разве жизнь чертова падшего равноценна жизни тех, кем ты дорожил? Разве это равновесие? И ни одного ответа.

В медицинском центре царила прохлада, тишина и порядок. Легкораненых демонов, дэмов и ийет разобрали родственники или они сами сбежали, как Лас и Юштари, остались лишь тяжелораненые. Драконы предпочитали залечивать «царапины» дома.

Сантилли, удрав с Совета, заскочил на минутку проведать сестру и Элерин, дежуривших в больничном коридоре. У окна стояла, обхватив себя за плечи, Керриэль, дочь Влада, и беззвучно плакала по отцу. Рядом с ней в кресле сидела неестественно прямая безучастная Эджен, сцепив в замок побелевшие от напряжения пальцы. За эти часы она сильно осунулась и ни с кем не разговаривала, кроме Найири и братьев.

Сантилли в который раз за этот день разозлился на Вардиса. Если бы тот не потерял голову от ненависти и не бросил свой отряд, жертв было бы намного меньше, и сам бы дурной демон остался жив. Но все уже свершилось, и надо жить дальше.

Он уже побывал у Рози, готовящей мужа к погребальному костру.

— Сантилли, не переживай, — графиня мягко улыбнулась ему. — Мы простились вчера. Шали сказал, что если что-то случится, то он подождет меня там и попросил младшей найти хорошего мужа.

Ашурт едва не взвыл, но чудом удержался, с трудом выдавив ответную улыбку и, так и не найдя слов, ушел, впервые заблудившись в переходах замка. За воротами он отдышался и поблагодарил себя за то, что поехал один и поэтому никто сейчас не видел его слез.

У него еще хватило сил зайти к Аварам, у которых погиб единственный сын и в первое мгновение был удивлен тем, что им помогали бывшие однокурсники и профессора. А он почему-то забыл, что когда-то они все учились в одном университете, незаметно для себя отделив Ольгу от друзей.

Баронесса огорошила его еще больше, чем Рози.

— Сам понимаешь, я уже не могу родить, а наш род не должен прекращаться, — говорила она ашурту, цепко держа его под руку. — Кьердису надо жениться второй раз или взять наложницу, но он даже слышать об этом не хочет. Сколько раз уже говорила, что один ребенок в семье это не дело. Прикажи ему, Сантилли, тебя он послушает, — баронесса просительно заглянула ему в лицо, будто сейчас именно это было самым важным.

Демон боялся смотреть в ее глаза, в которых стыла тоска безнадежной потери. Но Рози и Ольга обе жены воинов, они были в какой-то мере готовы ко всему и старались загрузить себя делами, чтобы не сойти с ума от горя. Не опускали рук. Сам Кьердис на ходу коротко кивнул Сантилли, но разговаривать не стал, и ашурт понимал почему: первое же слово — и барон сорвется, потому что это не правильно, когда дети уходят раньше родителей.

Похоронами Вардиса занимались Мишель и Эдингер, отправив Эджен к сыну. Зря, конечно, потому что так стало хуже для нее. Лучше бы она сейчас суетилась, что-то делала, с кем-то разговаривала, а не сидела подраненной птицей в пустом коридоре больницы наедине с собственными мыслями. Это не правильно: жалеть себя, и совершенно не думать о тех, кто еще жив и нуждается в твоей помощи.

— Не пускают, — пожаловалась Элерин, зябко кутаясь в шаль.

— Малыш, он выживет. Не переживай, — Сантилли опустился перед сестрой на колено и накрыл ее холодные пальцы ладонями.

— А ее пустили, — безжизненным голосом отозвалась она.

Она так и не смирилась с выбором сына и упорно избегала всяческого упоминания имени невестки.

— Она — жена, — попробовал возразить Сантилли.

— А я — мать, — Эджен скорбно усмехнулась и неожиданно закричала, вырывая у него руки. — Я — мать! Понимаешь? Мать! Кто она такая? Прислуга, которая отхватила богатого принца, — демонесса яростно оттолкнула пытавшегося успокоить ее брата. — Мальчишки откопали ее на помойке, отмыли, а она, дрянь, вместо благодарности влезла в постель моего сына.