Дорога к себе. Когда боги против...

Самаринянин производил соответствующее впечатление, но без малейшего намека на возможную опасность. Я не могла сказать, что была знатоком в этой области — были в моей жизни сложности, но не столь специфичные, но определенный опыт общения с множеством людей давал право делать определенные выводы. Я их и делала. Из того, что видела.

— Мне очень приятно познакомиться с вами, госпожа Истомина, — чуть склонил он голову в приветствии, даже не делая попытки подать руку. Впрочем, на Зерхане это не было принято и среди мужчин. — Ваша сестра удивительная ученица, одна из лучших, которые у меня были.

— Я тоже наслышана о вас, господин Исхантель. — Прозвучало неоднозначно, но я не собиралась скрывать от него своих сомнений. — Мы могли бы поговорить… наедине? — после короткой паузы закончила я, игнорируя удивленный взгляд младшенькой.

Та, конечно, будет дуться — ну не любит она сюрпризы, но продолжится это недолго. В нашей семье все отходчивые.

— Не вижу препятствий к этому, — чуть заметно улыбнулся он и жестом указал на кабинет, из которого недавно вышел. — Не хотите посидеть за учебным столом?

Я помнила, что он не просто самаринянский жрец, а жрец полного посвящения (хоть и не совсем понимала, что же это значит), однако его приглашение выглядело настолько невинно, но при этом соблазнительно, что отказаться было невозможно. А приветливый, участливый тон заставлял забыть, что это я сама напросилась на разговор вдвоем.

— С удовольствием, — кивнула я, чувствуя, как на лице расплывается радостная улыбка. — Давно не ощущала себя учащейся.

Исхантель, неожиданно для меня, недовольно качнул головой:

— Вы лукавите, госпожа Мария.

Удивленно приподняв бровь и стараясь не смотреть на прислушивающуюся к нашей беседе Лору, уточнила:

— В чем же?

Он не заставил ждать с ответом:

— Вы — любознательны и не терпите косности в себе и вокруг себя. Это ли не признаки существа, находящегося в постоянном поиске нового и готового его принять?

— Хотите сказать, что для вас учащийся, не тот, кто сидит за тем самым учебным столом и впитывает те знания, которые в него вкладывают преподаватели?

На этот раз, прежде чем продолжить, он, извинившись перед Лорой, указал мне жестом на дверь кабинета. Заговорил, когда матовая полупрозрачная панель закрылась за нашими спинами.

— Вы ведь меня провоцируете, госпожа Мария? — произнес он, дождавшись, когда я подойду к окну, из которого открывался великолепный вид на небольшой сад. За ним, насколько я помнила, находились бассейн и тренировочная площадка. — И я даже знаю причину этой провокации.

Сам он продолжал оставаться у самого входа, словно предпочтя наблюдать за мной издалека.

— После того, как к вам несколько раз приходила моя мама, догадаться о моих намерениях, думаю, несложно, — спокойно, если не сказать, равнодушно, ответила я, не испытывая ни намека на страх, или что либо подобное.

Просто два человека, просто разговор… Если забыть, что один из этих двоих — живое воплощение того ужаса, который продолжал жить во мне, подпитываемый памятью о детстве.

— Не столь уж и весомый аргумент, — заметил он, не двигаясь с места. — С тех пор, как я начал вести факультативы в колледжах, ко мне приходят только с одной целью — найти, в чем обвинить.

— Наверное, этому есть объяснение, — чуть склонила я голову, чтобы лучше его разглядеть.

Теперь, когда из окна на него падал свет, мой собеседник выглядел немного, но иначе, чем в холле. Да, мужественен, но с толикой ранимости, словно капля грусти навсегда застыла в его взгляде, в чертах его лица. Да, отстраненно самодостаточен, но с усталостью, словно невидимый другим груз лежал на его плечах, заставляя постоянно быть в напряжении.

— Вы о прошлом? — Он вздохнул, развел руками, словно пытался пояснить, что тут ему сказать не о чем, но тем не менее, заговорил: — В каждом конфликте есть две стороны. Кто может ответить со всей однозначностью, кто прав, а кто — виноват, если даже время не в состоянии расставить все по своим местам. Память — ненадежное хранилище. Документы, свидетельства… — Он качнул головой. — Нет, Мария, в них правды тоже не найти. Они лишь отражение той действительности, которая была кому-то выгодна.

— Кому? — не забывая, о чем мы беседовали с Мареску, спросила я, с легким смятением чувствуя невероятное — я проникалась уважением к этому самаринянину.

Нет, не тем истовым любованием, которое я заметила у девушек, нехотя покидавших этот кабинет вместе с Лорой, или чувством сопричастности к чему-то великому, что видела на лицах парней, которых в группе оказалось не меньше половины, именно уважением. К его позиции, которую он отстаивал, к той справедливости, которая у него была своей.

Это не значило, что я не понимала того факта, что именно в этот момент он пытался мною манипулировать, найдя идеальную тему для порождения сомнений. Понимала, но… уважала.