Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе

Один сказал, что тогда ему все равно – самый правильный ответ, на мой взгляд (улыбается). Половина сказала, что хотели бы заниматься математикой. Почему? Наш университет был самым престижным, туда шли самые сильные ребята, хорошо знающие математику, поэтому у нас была очень большая доля таких математически настроенных студентов. А еще? Один сказал, что занимался бы физикой, другой – биологией, а одна девушка – танцами. Пришел я к себе в кабинет и подумал, что мы делаем какое-то неправильное дело. Люди хотят заниматься математикой, а мы даем бизнес-образование. Если не считать финансы, математика к бизнесу отношения не имеет. То есть вы берете хороший материал и делаете из него что-то не очень хорошее. И я сказал сам себе, что нужно развивать математику.

У нас были на тот момент три школы: школа бизнеса, школа права и школа международных отношений, которую мы тоже присоединили и которая возникла из востоковедения. Она готовила людей, которые говорят на китайском, арабском, японском.

ВФ: На фарси?

КБ: На фарси очень маленький спрос. Как и на иврит. Самый большой спрос был на арабский, китайский, японский, корейский. Сейчас добавился турецкий.

В общем все было слишком гуманитарно. Люди, которые могли бы стать хорошими математиками или software engineers, шли не в математику, а в основном в бизнес.

ВФ: А в Тбилисском университете разве не было математики?

КБ: Понимаете, это большой государственный университет, который сильно пострадал от неудачного leadership…

ВФ: То есть он был дискредитирован.

КБ: Сейчас там получше, но ректор опять слабый. Мой недруг большой. Бывший министр экономики при Шеварднадзе.

Это же все очень просто. Кто лучше всех из выпускников школ сдает экзамен по математике? Берете первую сотню. Смотрите, куда они поступили. И видите, что на механико-математический факультет [ТГУ] поступало, может быть, два человека из первой сотни. Остальные поступают на бизнес, на экономфак того же университета, потому что это дешевая версия бизнес-образования. Пара человек на физику.

Мы создали школу математики и компьютерных наук, Math and Computer Sciences, смогли привлечь несколько сильных математиков и стали объяснять абитуриентам, что математика не только интересна, но и денежна. Мы просто конкретно рассказывали про зарплаты, и не где-то, а в Грузии, которые платят ведущим software инженерам в банках, компаниях и даже на госслужбе. Они зарабатывали больше, чем те, кто занимался в тех же банках бизнесом, – я, конечно, не беру президента банка.

Мы были первые, кто начал очень активную кампанию по привлечению студентов: ездили в школы, приглашали к себе. Сейчас уже многие это делают. Когда в 2010 году мы закончили прием в новую школу, один из студентов, которые учились в бизнес-школе, согласился потерять год и перешел со второго на первый курс.

ВФ: Образование во всех школах у вас платное?

КБ: В Грузии все образование платное. Сейчас в рамках борьбы с нами министерство придумало, что в государственных вузах несколько факультетов могут быть бесплатными. Но это сделано очень топорно, плохо, и конкуренцию эту мы особо не ощущаем.

ВФ: Сколько стоит год обучения?

КБ: 800–900 долларов.

ВФ: Независимо от школы?

КБ: Небольшая разница есть, но в целом – так. Но наша система позволяет учиться, даже если у вас нет денег. Во-первых, у нас есть scholarship’ы для особо выдающихся людей – для тех, кто лучше всех сдал экзамены и так далее. Для физиков и математиков у нас есть благотворительный фонд (половину денег дали мы, половину – собрали).

ВФ: Какой масштаб расходов?

КБ: Физиков у нас мало. А математикам, как потом оказалось, это особо не нужно, потому что они уже со второго курса начинают работать. Значительное число студентов после второго курса переходят в другой университет, чтобы время не тратить, потому что у нас нужно очень сильно учиться. Их талант и то, что они уже выучили, дают им возможность хорошо зарабатывать, поэтому они отказываются от завершения у нас формального образования. Уходят куда-нибудь, где легко получать образование, и работают-зарабатывают. Думаю, у нас нет ни одного студента-математика третьего-четвертого курса, который не зарабатывал бы. Некоторые зарабатывают очень серьезно – несколько тысяч долларов в месяц.

ВФ: Такую работу трудно совмещать с серьезной учебой, согласитесь.

КБ: Эта специфическая работа не связана с количеством времени. Кому-то для решения задачи нужно шесть часов в день в течение месяца, а тебе достаточно 20 минут. Это же не яму копать. Кто-то копает за сорок минут, кто-то копает за час, кто-то за полтора часа. А тут ты просто решаешь задачу.