Дорога к тебе

Они были женаты семь лет. Ее красный «фольксваген», который существовал еще до их свадьбы, неоднократно умирал и возрождался. Он все еще пыхтел, но отчаянно нуждался в новом радиаторе. Желая сделать ей сюрприз, Джек однажды утром под тем предлогом, что нужно сделать ремонт, отогнал машину на свалку и вернулся домой на «вольво». Рэйчел стало плохо с сердцем. Это был один из их первых разговоров на повышенных тонах — или один из последних? Джек не мог вспомнить. Ругаться вообще было не в их стиле. И Рэйчел вскоре успокоилась. Она вообще не из тех, кто машет кулаками после драки. Да и что тут изменишь? «Фольксвагена» больше нет, вместо него появился «вольво».

Он не вспоминал об этом инциденте многие годы, считая, что Рэйчел тогда пошла на принцип из феминистского стремления самой принимать решения. В то время его звезда быстро поднималась вверх по небосклону, тогда как звезда Рэйчел по-прежнему оставалась у самого горизонта — она занималась воспитанием детей. Так что у Рэйчел были основания чувствовать себя обойденной.

Правда, она никогда не говорила, что хочет решать сама. Она говорила, что хочет, чтобы они принимали решения вместе, как и должно быть в нормальной семье. Неужели он этого не хочет?

Да нет, он хотел, и ей следовало бы об этом знать. Однако вскоре она стала сама принимать решения, с ним не советуясь и объясняя это тем, что его, дескать, не было в городе. Как подозревал Джек, она действовала по принципу «око за око», причем во все большем масштабе.

Но все это не имело никакого отношения к настоящему. Он спрашивал ее насчет новой машины. Раз она не ответила, решение за ним. А он пока не собирается спешить с покупкой.

Лучше подождать.

На этот раз Джек засиделся у Рэйчел. Он разминал ее пальцы, сжимал и разжимал кулаки, расчесывал волосы, вглядывался в лицо.

Девочки уже хорошо знали дорогу в кафетерий, чтобы принести сначала прохладительные напитки, потом ленч, а еще через некоторое время — замороженный йогурт. Приехала мать Лидии и забрала Лидию и Шелли. Пришли и ушли на удивление покладистая сегодня Кэтрин, Чарли с розовой лентой в волосах, Джен с нелепым маникюром, бесцветные Нелли и Том.

Когда они приходили, Джек старался отступить на второй план. Он не знал этих людей, они были частью той жизни, которую Рэйчел устроила себе без него. О, они были очень доброжелательны! Они представлялись и говорили хорошие слова о девочках. Но все чувствовали себя неловко. Он был плохим парнем в обществе хороших парней.

Тем не менее он их всех пересидел. Он помог дежурной сиделке помыть Рэйчел и сделать упражнения для конечностей. Когда ее губы пересохли, он принес с сестринского поста вазелин. Когда ее голова сползла с подушки, он переложил Рэйчел повыше.

— Когда мы поедем, папа? — в который раз спрашивала Хоуп. Ее кошка была у Дункана, и она хотела ее забрать.

Джек это понимал и тем не менее тянул с отъездом. Он твердил себе, что дежурный персонал не знает Рэйчел, поэтому он должен помочь медикам, но дело было не только в этом. Здесь он чувствовал себя лучше, спокойнее — никакого звона в ушах. Здесь не надо было принимать решений, все, что требовалось от Джека, — это находиться возле Рэйчел, разговаривать с ней и по мере сил помогать. Такая вот восхитительная простота.

Однако Саманте надо было ехать к еще одной подруге на день рождения, а Хоуп, которая пыталась занять себя чтением, постоянно бросала на него умоляющие взгляды. В конце концов Джек сжалился над ними и увез из больницы.

Студия Рэйчел ждала его.

Подбросив Хоуп к Дункану, Джек заехал в местный магазин, где сделал необходимые покупки. Дома он поставил остатки курицы Фэй в духовку, загрузил в стиральную машину белье и уселся под деревьями, с наслаждением вдыхая здешний душистый воздух.

Вскоре к нему присоединилась Хоуп, и они довольно долго просидели вместе. Гладя теплую спину Джиневры и физически ощущая ее слабость, Джек молился, чтобы Хоуп оказалась права насчет того, что кошка не испытывает боли. В том, что сама Хоуп из-за нее страдает, Джек не сомневался.

Студия Рэйчел ждала его.

За ужином Джек расспрашивал Хоуп о школе, о ее подругах, о книге, которую она читает. Он сказал ей, что гордится тем, как она относится к Джиневре, а когда Хоуп расплакалась, Джек подошел к ней и обнял. От Хоуп все еще пахло маленькой девочкой. Джек знал, что скоро и она захочет носить короткие, облегающие черные платья, но пока это была сама невинность.

Он хотел сказать ей что-нибудь ободряющее насчет кошки, но не мог придумать ничего, что облегчило бы ее боль. Поэтому он просто обнимал ее, и это, кажется, было то, что нужно.

— Эй! — сказал Джек, когда дочка перестала плакать. — Ты не хочешь мне помочь?

— В ч-чем? — по-прежнему уткнувшись ему в плечо, спросила она.

— С мамиными картинами. Надо посмотреть, что там есть, а то я обещал этому прилизанному Бену поговорить о выставке. Я никак не могу заставить себя туда пойти.

— Почему?

— Не знаю. Может, потому, что я всегда любил ее работы.

— И поэтому не хочешь на них смотреть?