Дорога к твоему сердцу (СИ)

Но нет, в этих тёмных глазах был только тёплый свет радости. И гордости. Настолько искренней, что так могла бы смотреть мать, видя, как выделяет её ребёнка отец. Что-то инстинктивное, глубинное, ещё из животной памяти довольно встрепенулось внутри. Так, наверное, мог бы быть доволен древний хищник, видя, как самка ухаживает за его детёнышем. Отвести взгляд не получалось, какое-то странное не чувство даже, а только ощущение… — А вот если я стану поваром… Разве это не женское дело? — вернул меня в действительность сын. — Обычно, дома для своей семьи действительно готовят женщины. Но на самом деле, все самые известные повара мужчины. А я и вовсе слышала, что доверять готовить некоторые блюда женщинам, это только продукты переводить. — Ответила Милана. — Да? — развернулся к ней сын. — Конечно. Можем посмотреть. А если что-то и не получится, то всегда можно сказать, что это блюдо французской кухни. — Мягко улыбалась няня сына. — Почему? — не понял Арлан. — Они вечно, что-то не доварят, не допекут… А потом говорят, что это так и было задумано. Как, например, знаменитый французский десерт фондан. — Добавила она. — Я буду говорить, что это новый рецепт манной каши, — скривился сын, обожавший геркулесовую и сладкую рисовую кашу, но на дух не переносивший манную. — На эту гадость можно списать всё! — Да? Я запомню. — Хитро улыбнулась няня, а я ощутил непонятное предвкушение от понимания, что не просто так она это сказала и видимо у неё есть какой-то козырь.

Какой именно, я узнал уже утром. Сначала в дверь моей спальни постучал сын. Арлан, явно был обеспокоен. — Что случилось? — спросил я, застегивая пуговицы на рубашке. — Милана пропала. В комнате и в ванной ее нет. — Переживал Арлан. — Да? Ну, тогда, давай ты переоденешься. Не дело в пижаме по дому ходить. И вытрешься. А то умыться не забыл, а волосы мокрые. А потом пойдём искать, куда наша няня пропала. — Я-то точно знал, что пределов дома никто не покидал, иначе мне бы сообщила охрана. Няню мы нашли почти сразу, на кухне. Она перекладывала на тарелки с противня какие-то булки в виде пышных кос. — Милана, мы с утра вас потеряли. — Сообщил я, приподнимая руку с зажатой в ней ладонью сына. — Это я панику развёл. — Признался Арлан. — Не подумал, что ты здесь. А ты почему в комнату не вернулась? Боялась, испортят то, что ты готовила? — В смысле «боялась испортят»? — обернулся я к сыну. — Ну, соли досыпят, или перца, или огонь сильнее сделают. — О подобных делах я знал, но меня и моей семьи эти кухонные бабские разборки не касались.

Поэтому я в это и не лез. А сейчас решил сразу дать понять всем присутствующим, что так поступать не стоит. И напомнить заодно о границах. — Арлан, ты же понимаешь, что я не мог оставить без контроля такой вопрос, как кто и что делает с той едой, которую ешь ты? Если кто-то осмелиться испортить еду, которую готовят для тебя, то этот кто-то просто исчезнет. И не только из этого дома. — Отвечал я сыну, но обвёл взглядом всех присутствующих. — А откуда ты узнаешь? — тут же спросил сын. — Камеры. — Ответил я, решив, что сами камеры не видно, а обслуживающим дом женщинам не стоит забываться. Поступок матери Сабира, да и женщины моего брата был очень хорошим примером того, каких бед можно ожидать от чувствующих свою безнаказанность женщин. — А это, как я понимаю, наш завтрак? — Если решите попробовать. А так, яичницу я только переложила на тарелку. — Кивнула в сторону ещё парящей яичницы Милана. — А что это такое? — спросил Арлан, когда мы сели за стол. — Тут есть с изюмом, яблоком и курагой. С чем пробуем? — ушла от ответа Милана. — Я возьму с яблоком, — ответил первым я, накалывая кусок яичницы. — А я с курагой. — Абрикосы, персики и курага были любимым лакомством Арлана.