Дорога к замку

За рекой движение филиппинцев по дороге к церкви и обратно не прекращалось. Мне это начинало казаться странным. Если правда, что нас собираются атаковать партизаны, то все местные жители попрятались бы кто куда. Пусть повстанцы ещё далеко, но у крестьян нашлось бы занятие поважнее, чем ходить к обедне, верь они, что нападение состоится. У меня появилось подозрение, что пресловутые полторы сотни человек, о которых сообщил нам фермер, и были той самой группой, которая совершила налёт на дрезину. Или вообще нас нарочно дезинформировали, чтобы отвлечь основную часть роты от преследования партизан. Фермер прикидывался нашим союзником, но я прекрасно понимал, как относятся к нам филиппинцы на самом деле.

Пошёл дождь. Я самовольно покинул пост и залез под навес склада, стоявшего немного позади, а потом и забрался в само помещение, спрятавшись за дверью. Когда унтер назначал мне участок обороны, он был сильно возбуждён и не указал точного места, поэтому мне вряд ли сильно влетело бы за то, что я вылез из окопчика.

На складе хранились запасы продовольствия: до самого потолка были навалены мешки с рисом, оставшиеся от ранее расквартированной здесь части, стояли огромные коробки с неочищенным сахаром. Сахара в то время уже не хватало, и солдатам его почти не выдавали. Склад располагался метрах в двадцати от казармы, никому, кроме повара, в него заходить не разрешалось, так что мне, можно сказать, повезло. Я продолжал вести наблюдение через дверь, то и дело запуская руку в коробку с сахаром.

Мой сосед справа тоже ушёл со своего места и, кажется, спрятался под козырёк крыши казармы. Деревья и дома по ту сторону речки скрылись за пеленой дождя, дорога к церкви опустела. Перед моими глазами расстилался мирный деревенский пейзаж. Я был уже почти уверен, что сообщение о партизанах ложно.

В конце концов скомандовали возвращаться в казарму. Рота прибыла в Каминао, и была установлена связь с командиром. Он счёл слух о готовящемся на нас нападении полным вздором и сообщил, что переночует в Каминао, а в Сан–Хосе вернётся на следующий день, прочесав на обратном пути весь треугольник между двумя железными дорогами и побережьем. Наш взводный попросил вернуть хотя бы один взвод в лагерь сегодня же, но командир не стал его слушать. Подпоручик отправил донесение в штаб батальона в Батангас и, пересказав нам его содержание, тоскливо пожаловался:

— Откуда он знает, дезинформация или нет. Разве можно так распылять силы? Если они нападут, нас здесь всех перебьют.

Взводный выслужился в офицеры из добровольцев эпохи Тайсё[24], он был порядком трусоват. Его донесение в штаб кончалось словами: "Умираем, но не сдаёмся". Когда на следующий день вернулся командир роты, он поднял подпоручика на смех.

— Это тебе не игра в войну, — сказал он, — а поднимать столько шума из‑за каких‑то паршивых партизан просто смешно.

Сам ротный использовал эту ставшую шаблонной фразу в своём последнем донесении после того, как на острове высадились американцы.

А партизаны так и не появились.

Прибыв к месту, где был совершён налёт на дрезину, наши обнаружили там мёртвого Кобаяси и оставшегося рядом с телом одного солдата. Когда восстановили картину происшествия, выяснилось следующее.

В этом месте находился полустанок с небольшим запасным путём. С одной стороны узкоколейки тянулась земляная насыпь, с другой расстилались поля. На самом полустанке никаких служащих, естественно, не было. Стрелка обычно была установлена, открывая основной путь, но в тот день дрезина с вагончиком вдруг свернула на запасной. Солдат-машинист резко затормозил и пошёл назад к стрелке, чтобы перевести её в нормальное положение. Оказалось, что в неё вбит камень. Почувствовав неладное, машинист обернулся, и в это самое мгновение по дрезине открыли огонь.

Оставшиеся в дрезине солдаты смотрели вслед своему товарищу, направившемуся к стрелке. Один из них, случайно взглянув на насыпь, увидел там залёгших в траве филиппинцев с наведёнными автоматами. Солдат крикнул:

— Берегись! —и выпрыгнул из окна выгончика на противоположную сторону железнодорожной колеи. Тут и началась стрельба.

Под градом пуль остальные солдаты тоже стали прыгать из вагончика на землю. У Кобаяси, наверное, оттого, что он все‑таки был не настоящим пехотинцем, а санитаром, реакция сработала не так быстро, и он успел получить две пули в грудь. Свалившись на рельсы, он пополз к укрытию. А остальные тем временем неслись сломя голову прочь. Свидетели рассказывали, что особенно хорош был командир, фельдфебель из резервистов, который бежал впереди всех, втянув голову в плечи. Да и подчинённые по мере сил старались не отставать от начальства. Единственным, кто не бросил Кобаяси и начал отстреливаться, был невзрачный заика по имени Сибамото.