Проходя мимо крыла, где проживает князь, она приостановилась и вгляделась в темноту. Кроме него в желанного крыле почует и ненавистная медоедка, которая спит и не знает, что недолго ей миловаться осталось. Услада злорадно ухмыльнулась и заметила, темную скользящую в коридоре тень. Прищурилась, до рези в глазах, всматриваясь в темноту: не тень то вовсе. Не тень.
– Тоже не спишь, Иг-ги, – сладко пропела она и шагнула навстречу.
Князь почему-то не обрадовался ее появлению. Он смотрел до того холодно, что женщина зябко повела плечами. Лишь подойдя ближе она заметила, что тот практически неодет. Штаны подвязаны кое-как, рубаха вовсе отсутствует. Услада как завороженная следила за ним и никак не могла отвести взгляд.
Больше него притягивала только дверь горницы, из которой он вышел. Раз, два, три – мысленно высчитывала она. Дойдя до нужной, не сдержалась и топнула от досады:
– Проклятая. И тут она.
– Это ты проклятая. Злобой так и брызжешь, – лицо Игидара походило на застывшую маску, но скрюченные пальцы ясно показывали, чью шею он мечтает свернуть. – А она нормальная. Судьба тяжелая. Жалеть надо, а не беситься.
– Так вот чем она тебя взяла. Жалость, – Услада выплюнула это слово, как нечто особо мерзкое. – Я забыла какой ты жалостливый. Даже и не скажешь, что князь. Интересно, если с мои отцом что-нибудь случится, меня ты тоже пожалеешь? Или твоя жалость только на эту… распространяется?
– Тебя я повешу. За его убийство, – с отвращением проговорил Игидар, резко развернулся и скрылся в своих горницах.
– За что, великий Зверь? За что? – тоненько всхлипнув, Услада помчалась в свою опочивальню, где прорыдала почти до рассвета. И лишь к утру забылась тяжелым сном.
Ящеры то роптали так, что во дворе слышно, то резко умолкали, точно боялись, что князь услышит крамольные речи. А ведь для того они и собрались. «Призвать князя к ответу!» – фраза красиво звучала и позволяла ощутить собственную важность. Но исполнить хвастливые слова оказалось до того страшно, что Услада собирала бунтовщиков уже седьмой клок подряд. Заслышав о обещании бояре краснели, бледнели, потели и отводили взгляд.
– Не время еще. Не время, – мямлил каждый и бочком ускользал от настырной дочки советника.
Они бы долго играли в «Приходите завтра», да советник, хорошо зная их норов, решил помочь дочери. Умаялась же кровиночка. С лица совсем спала. Не ест ничего. Все бегает, да бегает. Одного его ехидного намека оказалось достаточно.
– Медоедка будет отличной княгиней. Под стать вам!
Бояре взбодрились и пуще прежнего пожалели себя. Нелегкое это дело быть между молотом и наковальней. Тут советник, там князь – того и гляди расплющат. А все Усладка, будь она не ладна. Вот кого стоит к Зверю спровадить, так это ее. Неймется же девке. Князя ей подавай!
В тронную залу Игидар входил нарочито медленно. В высоком помещении его шаги отдавали гулким эхом, словно и не заполнено оно так, что воздух кажется густым и вязким. Зажженные свечи усиливают духоту. Взгляд князя неторопливо скользит с лица на лицо. И глядит он до того пристально, что пришедшие требовать ответа краснеют и вытирают, набрякшие от пота волосы.
– Запоминает. Подсчитывает, небось, – раздается вслед ему шепоток.
– Зря пришли. Путятий дочку княгиней спит и видит. А отвечать нам, стало быть?
Наконец Игидар дошел до трона, хотя и оттягивал этот миг, как мог. Толпа жаждала, если не крови, то зрелищ, а у него нет намерения потакать. Разговор с Усладой еще не забылся, как и то, что ответить нечего. Да и Святоша предупреждал, когда медоедка лежала в беспамятстве.
– Зачем собрались вы здесь в клок дочери? Кто позволил нарушить устоявшийся порядок? – губы князя сжаты в тонкую линую. Руки, что обычно свободно лежат на подлокотниках трона, ныне сжаты в кулаки. Взгляд исподлобья суров и непримирим.
Ящеры тоскливо переглянулись. Никому не хотелось первым вызывать гнев князя. Так и разошлись бы к облегчению Игидара, да тут вперед выдвинулся Путятий.
– Не вели казнить, Ваше высокородие, – мягко начал он, и князь мысленно приготовился к подлянке. Первый советник и отец Услады всегда тщательно подготавливал помост, на котором с легкостью рубил голову противника. Когда только он успел и его, Игидара, во враги записать?! А тот продолжал стелить: – Да только не дело это медоедке ящерами править. У нас и свои молодки на выданье есть! И семьи получше будут!
– Что же ты, Путятий, крутишься, как червяк на крючке? – усмехнулся Игидар, не сводя с советника тяжелый взгляд: – Раз уж нарушил один порядок, то и другой нарушай. Чего робеешь? Засылай ко мне сватов, – едко закончил он. – Ты ж поди и ждать устал. Не за других же молодок бучу поднял!
По залу разнеслись смешки. Бояре фыркали, прижимали кулаки к губам и весело переглядывались. А князь-то не в бровь, а в глаз!
– Как можно, князь? – хитрый взгляд Путятия сменился злорадным: – Услада моя мала слишком для таких почестей. Я ей кого помоложе сыщу. Я же не за себя радею. За Варнаград обидно. Где это видано, чтобы отверженная кланом правила.