Дорога камней

Он подошёл ко взирающим на него двоим, кивнул, словно отдавая честь, и опустился на свой плетёный ковёр, подушку оставив в стороне.

Мгновение все трое молчали, переглядываясь, словно в нескольких секундах начиная и заканчивая подробную, полную кратких сообщений, сухих откликов прелюдию к разговору. Так оно и было.

— Начнём, — кивнув воину, произнесла женщина, глаза которой были озёрами волнующейся пронзительной синевы.

И они начали свой разговор.

* * *

В нем было все — и жесты, и мысли, и слова. Единение, постигаемое здесь, в каменной башне с плавающей меж стен древней, холодной пустотой, нарастало, как снежный ком, превращаясь в лавину, несущуюся по склонам гор; из мига в миг оно врастало в каждого из них, проникая все глубже и глубже, и очень скоро настал момент, когда слова стали не нужны... Эти трое хорошо знали друг друга.

Их знания и опыт были раздельными, совершенно различными, силы их объединяла лишь власть и доверие младших, которым они служили; ценности, заботы, сомнения и страх были общими для всех троих.

Сейчас им было что обсудить; в их неслышимых голосах смешались ярость, гнев, рассудительность, желание преобразований и одновременно спокойствия. Они говорили о низком и высоком, о вседоступном и далёком, переливая знания каждого в общее русло разговорной реки, и постепенно мнения отвердели, окрепли и разошлись.

— Нельзя разделять Империю, — тихо и властно заметил воин, — вы знаете, к чему это приведёт.

— Нельзя оставлять все, как есть, — заметил эльф, — но мы не в силах перебороть движение, которое началось годы назад и которому верные пытаются оказать сопротивление. Не стоит поддерживать ни их, ни Трон; лояльность мудрых порой заключается в невмешательстве.

— Конклав, — молвил воин, и в голосе его не было презрительности, но сквозило отчуждение. — Их промысел ясен, их можно понять. Но, несмотря на клятвы верности Империи, они не защищают народ, не заботятся о нем. Не было ни одного сообщения о происходящем, о Вратах и Прошедших Врата.

— Мы также не объявляли ничего, — возразил эльф, — сознавая, что ныне это излишне.

— Именно поэтому я не согласен. — Воин склонил голову, тень одела его лицо. — Мы слишком отдалились от тех, кому служим, это касается всех нас. Всех Нас.

— Не осуждай Высокого, если не можешь Его понять, — молвила женщина, внимательно следившая за лицами двоих. — Он не даёт нам милости откровений, но оставляет свободу выбора дорог. Слишком мало людей, способных это ценить. Слишком много тех, кто ждёт от Него действий, полагая уверенно и наивно, что действия даже всесильного могут всех нас спасти.

— Мы ждём не спасения, — возразил воин, поднимая угольные глаза, — а честности и чистоты. В Империи стало трудно дышать; каждый угол полон тлена и гниения, воздух грязен и спёрт. Необходима встряска и чистка; если в ближайшее время её не возникнет, я хотел бы устроить её. С вашего согласия или без.

— Ты прав. — Женщина кивнула, в синеве её глаз пролегла тревога, хотя опасалась она не своеволия испытанного и сдержанного брата. — Но время перемен будем определять не мы, а мир вокруг нас, ты знаешь. Нам следует подумать об уходе. Есть земли за границами Дэртара, которые также нуждаются в Храмах и в нас. Мы слишком долго сосредотачивали все лучшее в центре мира, и окраина наша слаба. Если Империя падёт, нам следует оказаться выше и не пасть вместе с ней.

— Мы оставляем слишком многое. Стремясь стать выше, мы падаем, потому что теряем безвозвратно.

— Но вместе с тем мы сеем. Впоследствии вырастет многое из того, что будет утеряно теперь, и это неизбежность такая же, как невозможность сохранить то, что станет платой и ценой... Ты должен думать о будущих жизнях, не только о тех, время которых будущие десять — двадцать лет.

— Мы должны помнить обо всех. Вы выбираете большинство, но ваше большинство не способно понять, что будет потеряно, если Империя падёт. — В голосе воина послышался нарастающий, волнующий напор, глаза его потемнели, стали тусклее, руки едва заметно сжались. — Лишь после крушения каждый из них прозреет, жестоко и внезапно, вовлечённый в кровавое месиво, в предательство и раздор. Но будет поздно, и мы ничего не вернём. Стоит ли ради укрепления собственных позиций терять то, что является ценнейшим — свободу, спокойствие и жизнь десятков тысяч людей?!.

— Есть ли в нынешней Империи что-то, ценнее существования всех нас? Более необходимое смертным Элиды, чем система Храмов?

Воин промолчал.

— Если до момента падения мы не успеем возрасти до структуры надимперской, мы потеряем влияние на сообщества и души, которыми обладаем, своё главное оружие и свою основную силу, — сказала женщина, которой каждое слово отчего-то давалось с трудом. — Разве собственность наша принадлежит нам? Разве Храмы делают что-либо лишь для себя?..