Дорога Короля

— Но я бы хотела… тоже что-нибудь сделать, помочь тебе, — помолчав, жалобно промолвила Юная Луна.

— А я и так полностью на тебя рассчитываю. Тебе тут работы хватит — и своей, и моей. Или тебе этого мало? — Старая Сова крепко затянула тесемки на горле заплечного мешка.

— Не мало. Но ты же знаешь… Ах, неужели мне нельзя пойти с тобой?

Старая Сова ногой извлекла из-под стола табуретку и уселась на нее, сложив руки на коленях.

— Нельзя. Ведь я отправлюсь в путь в ином обличье, дабы душа моя смогла испросить милости у нашей Прародительницы, — серьезно ответила она.

— Да, я понимаю… Но кто же ударит в барабан, чтобы привести тебя обратно?

Старая Сова заулыбалась, и лучики морщинок протянулись у нее к вискам от уголков глаз.

— Какой у меня умненький сорнячок вырос! Открой-ка, детка, шкафчик над каминной полкой и принеси мне то, что там лежит.

Там оказался тот самый барабан. Это был не обычный широкий и плоский барабан, крытый коровьей шкурой, которым пользуются, отправляясь в путешествие; голос такого барабана звучал у нее в крови и был привычен, словно дыхание, словно биение сердца; его голос она бы услышала и там, где нет ничьих голосов. Тот барабан, который она достала из шкафчика, был совсем иным и представлял собой как бы цилиндр, поставленный на попа, объемом примерно в одну кварту. Он был сделан из какой-то белой древесины, «игровые» поверхности обтянуты отлично обработанной кожей и украшены по краям пучками мягких белых волосков.

К барабану был приделан кожаный ремешок, чтобы было удобнее его носить, а в петлю на ремешке вдета барабанная палочка с кожаным наконечником.

Юная Луна только головой покачала:

— Но ведь этот маленький барабан не может звучать достаточно громко! Как же вызвать тебя домой из дальних мест, не говоря уж о… А кстати, куда ты направляешься?

— Куда надо, туда и направляюсь. Принеси-ка мне барабан.

Юная Луна исполнила ее просьбу, и Сова, подняв барабан за ремешок, ударила в него. Один раз. Звук этот напомнил Юной Луне резкий звонкий стук дятла по стволу дерева.

— Он сделан из древесины того ясеня, который был посажен в день и час моего рождения. А шкура эта — овечья; и эта ярочка родилась в один день со мною. Я сама растила ее. И сама поливала тот ясень. И в день, когда мне исполнилось шестнадцать, попросила их отдать мне свою жизнь, и они ее мне отдали — с радостью отдали. Так что это не важно, как далеко я уйду, — голос моего барабана все равно долетит до меня. Когда же я не смогу его услышать, и сам барабан смолкнет навсегда. Я уйду завтра на заре, — продолжала Старая Сова. — А завтра же на вечерней заре, когда последний луч солнца блеснет на вершинах Нежеланных гор, как и во все последующие дни, ты непременно должна один раз ударить в барабан.

Юная Луна была потрясена той торжественностью, которой были пронизаны действия и слова Старой Совы. Но через несколько минут она взяла себя в руки и послушно повторила:

— Каждый день на вечерней заре. Я не забуду.

— Хм… Вот и хорошо. — Старая Сова чуть приподняла плечи, как шаль сбрасывая с себя торжественность и серьезность. — Ну что ж, новый день всегда начинается рано. Пора уложить огонь спать.

— Хорошо. Я сейчас все принесу из сада.

И Юная Луна, набросив плащ, вышла через кладовую прямо в темный ночной сад.

Луна, ее тезка, уже взошла.

«Скоро полнолуние, — подумала девушка, — так что дорога будет хорошо освещена, если Старой Сове придется путешествовать ночью. Вот только холодно будет».

Мороз будто тальком припорошил листья на деревьях, побеги плюща и выложенные плиткой дорожки. Юная Луна, почувствовав озноб, вздохнула.

— Ну зачем держать в доме молодую и крепкую ученицу, если не собираешься ее использовать? — спросила она у холодного ветра.

Тот промолчал, унеся ее недоуменный вопрос во тьму.

Она сорвала желтую хризантему и стебелек особой, «охотничьей» травки, росшей в укромном уголке сада. А вернувшись в дом, обнаружила, что Старая Сова уже накормила огонь, кочергой перемешав головни и подбросив в камин дров, и повесила над огнем котелок с водой. Девушка бросила туда принесенные растения.

— О ты, дающий покой и тепло, охраняющий нас от зимнего мрака и стужи… — Старая Сова всегда обращалась к огню обыденным тоном, словно беседуя со старым другом. И произнося слова молитвы, пальцем попробовала воду в котелке. — О, помощник и друг, питающий плоть и душу, будь бдителен, смотри в оба, не позволяй ни одной случайной искре взлететь над очагом, пока солнце не сменит тебя на посту…

Свет пламени скользнул по морщинистому лицу Старой Совы, желтым сверкнули ее пронзительные темные глаза, а седина стала цвета слоновой кости.

«Завтра вечером, — думала Юная Луна, — ее уже здесь не будет. Я останусь одна…»

Она с трудом могла в это поверить, да и понимала, что так оно и будет, лишь разумом, точнее той его частью, где хранились еще неизведанные, неопробованные ею вещи и понятия. Все остальное в ней — душа, мысли, сердце, даже руки и ноги — признавать необходимость этой разлуки не желало.