Когда человек начинает свободно говорить о том, что он думает и чувствует, мало просто его не услышать. Нет, надо срочно его заткнуть, причем так, чтобы другим неповадно было. А что уж он там хотел сказать, может, важное что и полезное, да какая разница, ведь Ленин уже сказал все, что нужно человечеству, ни добавить, ни убавить.
– Ты что не спишь? – За раздумьями Ирина не заметила, как Кирилл вошел в комнату.
– Так, фотографии смотрю.
Кирилл взял снимок Тимура под сиренью и поднес к глазам:
– Да… – вздохнул он, – перепахала жизнь.
Дома играли по радио позывные «Маяка» и пахло кофе.
– Сырнички будешь? – прокричала мама из кухни.
Кира в ответ прокричала, что да, и прямиком направилась в ванную, мыться и переодеваться после смены. Строго говоря, в крохотной квартирке орать было необязательно, но приятно.
Когда она вышла после душа с влажной головой и в халате, ее уже дожидалась тарелка с сырниками, на которых с помощью клубничного варенья были нарисованы улыбающиеся рожицы.
– Сметанки? – Мама стояла возле холодильника, высокая и худая, как спица.
– Спасибо, мамуль.
– Кофе будешь или сразу спать?
Кира задумалась.
– Сделаю, – мама насыпала зерна в кофеварку, – в случае чего сама выпью. Как смена у тебя прошла?
– Как обычно. Бабки – алкаши, алкаши – бабки. Перепой совсем молодого парнишки еще один для разнообразия.
– Что-то их все больше становится, – нахмурилась мама, – если дальше такими темпами пойдет, то скоро и наркоманы под каждым кустом будут валяться. Тлетворное влияние Запада, куда ты денешься.
Последние слова Кира скорее угадала за визгом кофемолки.
– Какой аромат, – сказала она, когда мама хищно нависла над туркой, ловя тот единственный бульк, после которого надо немедленно выключить огонь, – лучше не спать, чем твой кофе не попить.
Мама засмеялась:
– Да, тяжелый выбор. Ты знаешь что, если сразу не уснешь, пробегись на лыжах.
Кира взглянула в окно, будто только что и не пришла с улицы и снег всю ночь не летел ей на лобовое стекло. Умытый снегом и морозом город проснулся бодро, как ребенок, румяный от утренней зари. И правда жаль в такую погоду сидеть дома.
– Мам, столько намело…
– А я специально утром пробежалась, так что лыжня есть, – мама резко подняла турку с огня и выключила газ, – зачем еще родители нужны, в конце-то концов, как не проложить путь? Давай, Кика, не ленись, обидно будет, если пропадет такой денек.
В детстве Кира страшно злилась, когда ее звали Кикой, кричала, что она не утка из Айболита, а теперь это было приятно.
– Еще пару недель, и все растает, и тогда до ноября уже, – мама аккуратно, чтобы не попала гуща, налила кофе в чашку, добавила молока и поставила перед Кирой.
– Я схожу, схожу. Доем только.
– Не торопись. Весь день впереди.
– Слушай, мам, – вдруг решилась Кира, – а знаешь, к кому был вызов?
– К кому?
– К Славе Кунгурову! Помнишь?
– Хотела бы забыть, – усмехнулась мама. – Неужели спился? Да, что с нами делает время…
Мама сокрушенно покачала головой, но так, чтобы Кира поняла – ей нисколько не жаль.
– Не он сам, друг его какой-то.
– Понятно. Спаивает, скотина двуличная. Ну да, так проще и надежнее, чем просто мозги дурить. Ну и что, он тебя снова проклял?
Кира засмеялась:
– Ты знаешь, нет, а совсем даже наоборот. Звал к себе работать.
– Да? Кем?
– Я сама толком не поняла, что-то вроде администратора. Похоже, он думает, что я все еще могу устроить ему мировое признание. Сейчас-то за это точно уже не посадят.
Мама улыбнулась:
– Ну да, он же не знает…
– Похоже, что нет.
– Но ты все равно не ведись на его провокации, да и вообще держись от него подальше.
– Ну, теперь-то что, теперь мне уже нечего терять.
Мама фыркнула:
– А ты с ним свяжись, и быстро поймешь, что было что, но будет уже поздно. Славик твой как петля кишки при ущемленной грыже. Пролезет, куда не звали, ущемится, а потом нырнет в живот, и хрен его найдешь.
– Но все же тогда он поступил со мной как порядочный человек. Это я, получается, его подвела.
– Ну а ему все нипочем, быть стукачом так стукачом, – пропела мама.
– Честным стукачом.
– Да-да. Сонечка Мармеладова в чистом виде. Если хочешь знать мое мнение, это он вас тогда и сдал со всеми потрохами.
Зная, что по этому вопросу спорь не спорь, а каждый останется при своем, Кира поднесла к губам чашку, медленно вдохнула кофейный аромат и сделала крошечный глоток. Кофе мама варила лучше всех на свете.
Будучи дочерью дипломата в ранге чрезвычайного и полномочного посла, Кира с детства знала, что за ней наблюдают соответствующие службы, и относилась к этому спокойно, скорее как к лишнему поводу держать себя в руках, чем как к обременительному ограничению свободы. В их кругу естественно было быть «на виду», и Кира рано поняла, как радостно жить, когда тебе нечего стыдиться, пусть эта радость и достигается некоторыми самоограничениями.
Она не пила, не курила, не ложилась в любезно распахнутые для нее постели, не воровала, не лгала, не ругала советскую власть, так что прятаться? Пусть смотрят, ради бога.