Я не ела ничего удивительней этого блюда и ощутила себя ребенком, открывающим подарки перед инициацией. Нам дарили только то, что можно было использовать сразу, ведь с собой в школу не позволялось брать ничего личного, кроме снимков родных на пластиковых карточках. Мне бабушка преподнесла крохотный флакончик духов в виде иглы, которую я воткнула в наш снимок, и все годы, оставаясь одна, я вынимала миниатюрную крышку-бусинку, чтобы вдохнуть аромат дома. Мой дом пах влажным мхом и лавандой. Я пронесла это воспоминание через все испытания. Другие флаконы сменяли друг друга, но запахи пота и крови, ненависти и страха всегда перебивались лишь тем ароматом, что однажды подарил мне единственный самый родной человек. Моя кожа всегда источала этот запах, напоминая, что все плохое однажды будет поставлено на паузу, и я всегда смогу набраться сил, чтобы не сломаться.
— Сколько тебе лет? — внезапно раздавшийся голос застал меня врасплох, и я ответила автоматически.
— Двадцать три.
— Ты никогда не ела пломбир?
Я отрицательно мотнула головой, не поднимая глаз.
— Ты не помнишь про чип?
— Нет.
— Потому, что не ты была там, когда все произошло? — мужчина, скорее утверхдал, чем спрашивал.
— Что за вопросы? — мертвея, прохрипела я.
— Ответь, — жестко приказал он.
Встрепенувшись, я соскользнула со стула, неожиданно для себя самой, швыряя его в сторону. В сознании бились неясные эмоции, и они принадлежали мне. Я всегда могла себя контролировать, быть холодной и расчетливой, перед любыми неожиданностями оставалась уверенной и вела себя предсказуемо правильно, но не сейчас. Что-то перегорело во мне, заставив оскалиться на человека, от которого зависело мое будущее и кому стоило бы постараться понравиться.
— С чего ты решил, что я стану тебе подчиняться? — обхватив саднящее горло, я злобно… злобно уставилась на мужчину. — Я никому не принадлежу и не стану выполнять приказы. Никогда больше! Я свободна… свободна… наконец…
Осознание того, что это — действительно так, заставило меня качнуться и ухватиться за стол. Шумно дыша, я заставила себя сконцентрироваться, но шок оказался слишком сильным.
— Я никогда туда не вернусь. Значит, правил… проклятых правил… их больше… совсем… нет…
Заметив осторожное движение на периферии зрения, я резко отскочила за стол, хватая из подставки нож. Он оказался длинным и широким с удобной ручкой, гармонично лежащей в ладони. Ножи и в моем времени были такие. Есть вещи, которые не меняются.
— Кариса, я тебе не враг, — мягко приближаясь, вкрадчиво убеждал Руслан.
— Я не прошла проверку, да? Ты решил, что можешь убить меня, ничего не потеряв, вот только я не хочу так. Пусть я умру, но по-другому, только не от твоей руки.
— Почему? — растерялся он.
— Не важно, — мне не хотелось говорить об этом, даже думать не хотелось. — Что бы ты там ни решил — передумай. Потому что, если удача будет на моей стороне, умрешь ты.
— Кара…
Остолбенев, я выронила нож, и он со звоном подпрыгнул на каменном полу. Это было рабочее имя, то, как называли меня обреченные. Оно звучало, как обвинение.
— Нет, — потрясенно смотрела я на собственные ладони и понимала, что не хочу пачкать их кровью. Душа уже замарана, но это тело еще не знает вкуса отчаяния. Лучше уйти такой и вернуться с надеждой, что другое воплощение станет счастливей. Каждый раз быть чьим-то проклятием… Это карма. Когда-то ведь я смогу дарить свет…
— Я не понимаю, о чем ты, — мух<чина привлек меня к себе и ласково гладил по волосам.
С ужасом я поняла, что говорила вслух и, простонав, попыталась вырваться. Крепкие руки не позволили мне этого, стиснув сильнее, и я, пробуя на вкус ощущение беспомощности, поняла, что мне нравится. Уткнувшись лицом в мягкую ткань футболки на мужской груди, я пробормотала:
— Зачем я тебе?
— Чтобы была, — шепнул Руслан в висок, едва касаясь кожи губами.
На секунду задумавшись, я распахнула сознание и впустила его ощущения в себя. Сомнение, недоверие и надежда, дуновение нежности и потребность заботиться, стыд и желание понравиться. Ноги подогнулись, но мне не позволили упасть. Что-то отрывисто произнеся, Руслан подхватил меня на руки и понес. Сейчас мне было все равно, куда и зачем. Усталость после проникновения была намного сильнее, чем я привыкла, и мне очень хотелось спать.
— Только не надо света, — шепнула я, окончательно проваливаясь в сон, и последняя мысль была странной: первый раз засыпаю, прижавшись к мужчине.
1.7