Дорога мертвых [СИ]

— Ну сколько можно? — продолжал возмущаться демон. — Ну что я вам сделал? Отстаньте, а?

— Так. Дерись или сдавайся.

— Вот привязались! — кошак-переросток сплюнул. Камень на полу в этом месте зашипел и сморщился. — На бутылках с зельями разоритесь, отвечу.

— Я еще наделаю, — обнадежила его Иола. — Мы к тебе каждый день будем приходить. Пока не помрешь.

— От смеха.

Мы переглянулись. Иола показала вору кулак.

— И это нежная эльфиечка! — возмутился «котик», шлепая себя хвостом по мохнатым бедрам. — Ладно, достали. Сдаюсь. Нате вам ваше лекарство, — он шваркнул нам под ноги узорчатую шкатулку с вензелями и полез назад в пентаграмму. Та вспыхнула зеленым и погасла. У пола засветился огонек, намекающий на обновление дневника. Мы его проигнорировали и устало потянулись к выходу.

Ночь снаружи была звездной. Робко пробовала голос припозднившаяся пичуга. Что-то шуршало и поскрипывало в траве. И костер, вспыхнув, разметал яркие, радостные искры.

Цверг отодвинулся, чтобы они не попали в бороду, задумчиво вздохнул:

— А говорят, будет продолжение. Через двадцать три года от сейчас.

Вор закинул руки за голову:

— Ого! Мы тогда совсем состаримся. Если доживем.

— Фигу, — отозвалась я, удобно устраиваясь головой на его коленях. — Мне будет всего сорок три. На меня еще будут мужики засматриваться.

— Я им бошки пооткручиваю.

И это говорит тот, кто сам не пропускает ни одной юбки, сердцеед и смазливый бабник. Я улыбнулась.

Иола прикусила травинку, глядя на звезды.

— Если не убьют — доживем. И тогда обязательно встретимся.

Цверг погладил полированную рукоять топора:

— А вообще, зачем нам расставаться?

Я смотрела на небо, по которому протянулся с севера на юг ли Млечный путь, то ли Дорога предков, то ли отражение Большой реки. И знала, что мы еще совсем не скоро дойдем до его конца.

Спящая красавица? The Elder Scrolls III: Tribunal

«Морнхолд! Город света! Город магии!»

наглая реклама

— А почему они засовывают соню в чайник?

— Хотят проверить, может ли соня жить в чайнике.

Л. Кэрролл

Священник толкнул неожиданно и резко, и Кальвус Горатиус рухнул на четвереньки, стукнувшись лбом. Глухо загудело в шлеме. Тряся головой, наемник перекатился трусу под ноги и оседлал упавшего, придавив коленом и заламывая руку за спину.

— Чтоб ты сдох! — он едва не плакал от жалости, представляя вмятину на серебре.

— Не… не… не надо-о… Она… о-о… приказала… она…

Урвел не вырывался, и Горатиус слегка ослабил хватку. Ощупал шлем и повторил безнадежно:

— Чтоб ты сдох.

Встал. Проверил, легко ли меч ходит в ножнах. Пнул лежащего под ребра:

— Поднимайся.

— Н-не буду…

— Как хочешь, — Кальвус пожал широкими плечами. В свете стенного факела маслянисто блеснула новенькая кольчуга.

Наемник злился — злился и тревожился. Искательница приключений, которой он нанялся служить, пропала. Сказала, что разведает дорогу впереди, и растворилась в подземельях древнего Морнхолда так же основательно, как сахар растворяется в воде. Больше часа они провели в ожидании — и ни звука, ни знака. Горатиус перебирал в голове все, что могло с Аррайдой случиться. Она могла заблудиться, могла угодить в старинную ловушку, столкнуться с опасным противником, да просто споткнуться и подвернуть ногу. А тут еще священник ныл не переставая и поняв, что остаться на месте Кальвуса не уговорит, полез в драку. И застал врасплох. В общем, поводов для злости хватало. Наемник опять прислушался к вязкой тишине — не ушами, а тем внутренним, звериным чутьем, которое не раз спасало ему жизнь. И ничего не расслышал. Запутанные подземелья были пусты, только где-то вдалеке сторожко крались крысы да падала копоть с укрепленных в стенных нишах светильников. И еще шуршали, осыпаясь, камешки и трещали скрепы сводов. Новый Морнхолд построен на костях древнего, странно, что тот еще не провалился под тяжестью.

Урвел Дулни осторожно присел и сперва ощупал распухающее запястье, а потом попытался приладить оторванный лоскут к рясе — с утра еще темно-синей, а теперь посеревшей и грязной. Уныло качнулись кончики ритуального шарфа-лора, блеснув золотым шитьем.

— Госпожа Аррайда приказала ждать здесь.

— А сама пусть умирает там… — от этой мысли разжались пальцы, и Кальвус съехал с камня, по которому хотел добраться до отверстия наверху. Молчание в катакомбах пугало.

— Господин архиканоник сказал, что она способна о себе позаботиться, — выдал молодой священник почти без запинки, несмотря на заикание. — Ну, и обо мне тоже. Ну почему, почему матерь Альмалексия избрала меня, недостойного, очищать этот алтарь?

— Ага, пусть бы сама по канализации лазила.