Дорога миров (Повести и рассказы)

Неправда, не такой уж он и слабый. Просто жил как хотел, не высовываясь, тщательно избегая неприятностей. Впрочем, кто их в наше время желает? Это раньше считали, что неприятности — ничего, главное — принципы. Сейчас нет, принципы и все прочее — чепуха. Лишь бы чего не вышло.

Так что остается только ждать, наплевав на совесть и людское мнение, потому что их не существует. Именно так. Того, во что мы не верим, на самом деле нет. Все эти моральные проблемы решаются просто: веришь — не веришь. И если сумеешь принять решение — их нет и не будет.

Сидя на диване, он уговаривал себя, убеждая в том, что так и надо, так и должно быть. А сам прислушивался. Но в спальне было тихо. Наверное, пора идти. Однако он медлил, чего-то ожидая, и старался думать о том, как хорошо было раньше. Ведь действительно хорошо! Ни забот, ни хлопот, живи в свое удовольствие.

Ему вдруг стало ясно, что ничего не нужно. Ни дорогой обстановки, ни этой нахальной бабы, похожей на биоробота, ничего. Лишь бы его оставили в покое, чтобы можно было сидеть на кухне, попивать кофе и не думать ни о чем подобном. Но слишком поздно. За что? Ведь всего лишь загадал желание! А теперь всю жизнь должен будет куда-то бежать, кого-то охмурять, чего-то доставать и отдавать еще за что-то. И так по кругу, безостановочно: отдал, достал и, частично поглотив, отдал снова. Все быстрее и быстрее, пока есть силы, с трепетом ожидая очередной смены моды. А мода меняется мгновенно, она такая, мода. И ничего тут не поделаешь. Надо идти с ней в ногу, растрачивая последние силы, которые, увы, не бесконечны. Рано или поздно они иссякнут. Тогда он попросту сдохнет, надорвавшись. Вещи и девица перекочуют к кому-то другому, который будет их менять, собирать и снова менять в погоне за удовольствиями и уважением других, чтящих только людей, способных идти в ногу со временем. И так до конца, до самого конца.

И вот тут-то ему действительно стало страшно, до холодного пота и мурашек по коже. За что? За какие грехи он попал в эту бесконечную гонку?

К черту! Надо избавиться от злополучного выигрыша. Он попытался нащупать медальон, который еще утром надел на шею, но вдруг почувствовал, что медальон врос в мясо, ушел под кожу. Да что же это такое?

Клоб рванул медальон и вскрикнул от сильной боли.

Да, теперь, пожалуй, от него можно избавиться только с помощью хирургической операции. Вот так ловушка! Но что же делать?

И тогда, словно ребенок, который в темноте прячет голову под подушку, он зажмурил глаза и попытался спастись последним оставшимся у него способом.

Слово! Именно оно!

Из спальни его позвали нежно и многообещающе, но Клоб не услышал. Вцепившись побелевшими пальцами в колени, он пытался собрать воедино весь страх новой жизни и жажду модных тряпок, жизненные несуразицы и бесстыжую девицу, в общем — все.

И что-то получалось, он это чувствовал и, умирая от любопытства, пытался предугадать, какое оно получилось, это слово. И не мог.

Так длилось минут пять, пока он не понял, что все. Конец! Баста! Работа закончена!

С пол минуты он отдыхал, откинув голову на спинку кресла. А потом открыл глаза и увидел.

Вместо слова на столе лежал маленький белый крокодил.

И пока окаменевший Клоб его разглядывал, крокодильчик плюхнулся на пол, подбежал, смешно шлепая короткими лапками, и молниеносно вцепился острыми зубками ему в ногу…

ЗАЩИТНЫЙ МЕХАНИЗМ

Зов пришел слишком рано. Некоторое время он сидел на камне у входа в пещеру Друхха, терпеливо ожидая, когда тот проснется. Вообще-то Друхх всегда вставал с восходом; но сегодня восход встал раньше и радовался этому целых пять минут.

Проснувшись и услышав, что пришел зов, Друхх некоторое время боролся с сомнениями. Одно он победил хитрой подножкой, другое ударом в солнечное сплетение, третье хуком в челюсть, в лучших традициях портовых драк. И тогда зов, облегченно вздохнув, ворвался в пещеру, наполнив ее по самый потолок гулкими барабанными ударами, вареными камнеедами, старыми байками, каллиграфически выписанными словами «Свобода», пиликаньем цыганской скрипки и страхами пятилетних мальчиков.

Друхх вдохнул побольше воздуха и, в последний раз кинув взгляд на зеленую долину, где находилась его пещера, на восход с высунутым в его сторону языком, стал медленно исчезать, успев на прощание пожелать, чтобы пещера находилась одиноким путникам не реже двух раз в год, зеленая долина не смела играть в карты на протекавшую через нее речку, а восход осуществил свою заветную мечту и стал восвыходом.

Заинтересованно поглядывая и строя глазки, прошло время. А Друхх все проваливался и проваливался в другое измерение, чувствуя себя тысячеротым, тысячеглазым и тысяченосым монстром, который умудряется проделывать одновременно тысячи дел: дышать, есть, спать, умирать и возрождаться. И все это с одной лишь мыслью о том, какую прекрасную шутку разыгрывает с людьми смерть, подсовывая им, в надежде, что кто-то умрет не до конца, длинный туннель, ослепительный свет и прочие дешевые штуки.