Дождь прекратился. Море стало тихое. Выглянула луна. Данилов глянул на берег и увидел, что проплывает мимо Стрелки Васильевского Острова. Он долго приглядывался, пока не понял, что Ростральные колонны с носами кораблей превратились в вешательные колонны. На одной висело уже человек десять, как ёлочные игрушки.
Однако его несёт слишком близко к берегу. Нет уж. Взял к северу, подальше. Не собирается он тут причаливать. Надо плыть к материку. То есть – в сторону Петроградки. Там сойти на землю, за линией фронта. И попытаться затеряться ото всех.
«Прощай, Остров. Свиная чума на ваши дома».
Наверное, у него уже раз пять так было, когда он оставался единственным – или почти единственным – уцелевшим. Проклятье Агасфера, которого никому не пожелаешь. Может. хоть этот раз будет последним.
Раньше, видя скотство, он говорил себе: «Это не люди». Но ещё лет пять назад начал подозревать: а вдруг всё наоборот? И не-люди, не совсем нормальные люди – это те, которые на его долгом пути проявляли человечность. А вот эти – нормальные. Апофеоз нормы.
«Тогда именно за это вы получили. И ещё получите».
Некого спасать. Они не изменятся. Уснуть на сто лет, проснуться – а всё вокруг то же самое. И какое им дело до того, что будет через тысячу лет с цивилизацией, если им плевать даже на то, что будет через год с ними? И Уполномоченный невысоко возвышается над другими мразями, потому что каждый в мире – Уполномоченный. Кому тут светить фонариком? Тут даже маяк не разглядят. Тут злые люди стекаются на страх и страдание, как стервятники на падаль. И не откажутся напугать того, кто уже боится. И помучить того, кто и так испытывает боль.
Шёл через руины, горы и степи с мыслью, что главный враг – такой же человек, и одной пули хватит. А о том, что есть кому его заменить – как-то не думалось… Понял это только там.
Но, по большому счёту, ни одно поколение ни в чём не виновато. Ведь их уже сюда родили, да ещё согласия не спросив.
«Предки. Иногда я злился на вас… Нам вроде бы есть за что вас ненавидеть. Ведь это из-за вас мы здесь. Но это наш мир, и другого я не представляю. Что толку вас обвинять? Вы сами – только звено в цепи. Вы стали такими, какими вас сделало ваше время. Такова человеческая природа».
Надо выжить самому, других сверхзадач нет. Богодул был прав. Нет ничего, кроме удовольствия, которое можно получить в этой короткой и злодолбучей жизни. Только оно – настоящее. Как и боль. Тому, что внутри нас… не нужно разумное и вечное. Ему нужна еда, плоть… а ещё иногда – власть над теми, кто слабее.
Сохрани искру глубоко внутри, но больше никому не пытайся светить.
Сейчас удовольствием для Саши будет просто поесть вяленой рыбы. Мешочек с ней он нашёл на дне лодки. Забытая заначка лодочника. Корюшка была мелкой, но вкусной, Саша съел всё до крошки. Потом, правда, захотелось пить, а воду надо экономить. У него была фляжка, но неизвестно, где он в следующий раз сможет её наполнить. А ведь он мастер терять или, говоря по-русски, просирать.
Всё, что не распродал из торговой ячейки и из тайника под заброшенным гаражом и в летней квартире, – всё погибло. Сгорело… или досталось этим. Да и пёс с ним, с барахлом.
Оружие тоже. Винтовка «Ремингтон» досталась оборвышам. «Вепрь» и пистолеты в тайнике тоже кто-нибудь рано или поздно найдёт. И это не говоря уже про трофейные и казённые стволы, которые как приходили, так и уходили… Автомат! Где его «калаш»? Он же его так и не нашёл, когда разбирался с Сигизмундычем… А потом всё так быстро завертелось, пришлось работать вёслами, не разгибаясь… Саша внимательно обшарил лодку. Автомата не было. Остался на причале? Выпал, пока он боролся с бардом? Вспомнить не получалось, и Саша, расстроившись сначала, быстро успокоился. Больше теряем. Действительно – как пришёл, так и ушёл.
Другого бы загрызла жадность. Но это – всего лишь железяки, к которым он хоть и привыкал, но не больше, чем к компьютерной «мышке». Заменимые. А настоящее оружие – это то, что ты носишь в своей голове.
Что ещё? Накопленные «питерки» стали просто мусором… Ведь власть на Острове сменилась.
Остался он, по сути, только в том, что на нём надето. Судьба наказывала его за все наполеоновские планы.
К середине ночи, когда усталость стала невыносимой, Сашин оптимизм подувял.
Нет, берег был хорошо виден. И он даже узнавал отдельные ориентиры по очертаниям. Видел, что его унесло далеко на восток. Понял, что вёсел недостаточно, чтобы перебороть течение, которое тащило его, куда хотело, а не туда, куда ему надо.
А ещё понял, что сил грести больше нет. Мышцы уже не просто болели и немели, а отказывались слушаться.
Какой бы ни был берег враждебный, Саша был бы уже рад, если б сумел пристать к нему. Но расстояние не желало сокращаться. Вернее, иногда ценой огромных усилий он вроде бы приближался… но его снова уносило. И никогда не был ближе километра от берега.
Интересно, поможет ли ему прилив? Знать бы ещё, когда тот начнется.
Но сейчас придётся сделать перерыв.
Саша поднял вёсла и положил на дно.