Дорога на Астапово [путевой роман]

Надо сделать отступление и поговорить о местности, давшей имя этому странному состоянию. Место было непростое. И не просто так возникло в 1815 году Арзамасское общество безвестных людей, столь тщательно описанное пушкиноведами. Основатели литературного кружка взяли имя для него из памфлета Блудова. «Проездом в Оренбургскую губ. Блудов остановился в г. Арзамасе Нижегородской губ., и ему показалось, что собравшиеся на постоялом дворе… какие-то „безвестные люди“, арзамасские жители, сидя за столом, толковали о литературе. Это навело его на мысль свой памфлет на Шаховского облечь в форму „Видения“. <…> Собравшиеся потолковать в глухой провинции о литературных новостях наблюдают через дыру в перегородке тучного проезжего, который во сне несколько раз что-то произносит. Это записывается провинциальными любителями литературы. Таким образом появилось „Видение“. Прямым ответом Шаховскому на его „Липецкие воды“ и отношение к Жуковскому были слова, произносимые „тучным проезжим“: „Омочи перо твоё в желчь твою и возненавидь кроткого юношу, дерзнувшего оскорбить тебя талантами и успехами; и разъярись на него бесплодною яростью, и лягни в него десною рукою твоею, и твоею грязию природной обрызгай его и друзей его; и представь не то, что в нём есть, но чего ты желал бы ему; и, чтоб он казался глупцом, ты вложи в него ум свой, и стихи его да завянут“. Тут же, в сноске, замечается: „М. А. Дмитриев, в „Мелочи из запаса моей памяти“, рассказывает несколько иначе о происхождении названия „Арзамас“: „Воспитанник Петербургской Академии художеств живописец Ступин переехал в Арзамас, где основал школу живописи. Члены будущего Арзамасского общ-ва безвестных людей назвали её Арзамасской академией и в подражание учредили в Петербурге Арзамасское общество““[82]. На первом же заседании утвердили печать, на которой был изображён гусь — задорная птица, символ „Арзамаса“, потому что нижегородский Арзамас славился гусями.

Гербом же настоящего Арзамаса ещё со времен Екатерины были два стропила в червлёном поле, соединённые в центре острыми концами. Красное было сверху и означало московское княжество, зелёное было знаком ислама, и означало сие, что московиты побивают ордынцев. Другие же люди говорили, что это четыре тракта, что входят в Арзамас и теряются в путанице его улиц.

Шёл путь на Москву, шёл путь на Нижний, путь на Симбирск и на Саранск, и возвращался путь на круги своя, средь червлёного золота герба и флага.

Итак, была Россия от Москвы в сторону Волги, и стоял посередине её город Арзамас. Был от него в стороне Владимир, а в другой стороне — Нижний Новгород. Рядом с ним был город Муром, где мёртвые князь с княгиней сползались друг к другу, будучи похоронены в разных местах.

А ещё был там город Саров с названием придуманным и придуманной учёными людьми магической силой в нём — там, за тайными стенами, в потайных подвалах, жила общечеловечья смерть.

Город Арзамас был холмист, и всякий советский школьник помнил зачин знаменитой детской книги: „Городок наш Арзамас был тихий, весь в садах, огороженных ветхими заборами“.

Книга эта была как бы автобиографией, да только всё в этой биографии было нетвёрдо, неточно, в общем — настоящая литература, которая была обращена к детству и арзамасским садам. В тех садах росло великое множество „родительской вишни“, яблок-скороспелок, терновника и красных пионов. Сады, примыкая один к другому, образовывали сплошные зелёные массивы, неугомонно звеневшие пересвистами синиц, щеглов, снегирей и малиновок.

Через город, мимо садов, тянулись тихие зацветшие пруды, в которых вся порядочная рыба давным-давно передохла и водились только скользкие огольцы да поганая лягва. Под горою текла речонка Теша.

Город был похож на монастырь: стояло в нём около тридцати церквей да четыре монашеских обители. Много у нас в городе было чудотворных святых икон. Пожалуй, даже чудотворных больше, чем простых. Но чудес в самом Арзамасе происходило почему-то мало. Вероятно, потому, что в шестидесяти километрах находилась знаменитая Саровская пустынь с преподобными угодниками, и эти угодники переманивали все чудеса к своему месту.

Только и было слышно: то в Сарове слепой прозрел, то хромой заходил, то горбатый выпрямился, а возле наших икон — ничего похожего.

Пронёсся однажды слух, будто бы Митьке-цыгану, бродяге и известному пьянице, ежегодно купавшемуся за бутылку водки в крещенской проруби, было видение, и бросил Митька пить, раскаялся и постригается в Спасскую обитель монахом.

Народ валом повалил к монастырю. И точно — Митька возле клироса усердно отбивал поклоны, всенародно каялся в грехах и даже сознался, что в прошлом году спёр и пропил козу у купца Бебешина. Купец Бебешин умилился и дал Митьке целковый, чтобы тот поставил свечку за спасение своей души. Многие тогда прослезились, увидав, как порочный человек возвращается с гибельного пути в лоно праведной жизни.