Дорога на Дамаск

Освещенный мощными прожекторами высокий купол президентского дворца сверкал в темном небе Мэдисона, как огромный бриллиант. Саймон крутил головой, пытаясь не упускать его из виду, когда автомобиль поворачивал на перекрестках. Про себя Саймон отсчитывал секунды: «Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…»

Вот они выехали на перекресток широких улиц, и возвышавшийся за Парком имени Лендана и улицей Даркони президентский дворец открылся перед Саймоном как на ладони. Водитель непрерывно сигналил, распугивая людей, вылезавших из остановившихся машин.

Но внезапно звук его гудка потонул в оглушительном грохоте.

Темное небо озарила ослепительная вспышка. Купол дворца Витторио Санторини разлетелся на куски. В небо взлетел язык пламени. Взрывная волна пригнула к земле деревья в парке. Дочь Марии пронзительно завизжала. Изображение Санторини на информационном экранчике пару раз мигнуло и погасло.

Автомобиль резко завернул за угол, и высокое здание заслонило от его пассажиров президентский дворец.

Саймон оглянулся и успел увидеть, как прокатившаяся через парк взрывная волна сшибает людей с ног. Эхо взрыва, дребезжа стеклами, металось между стенами высоких домов.

На следующем перекрестке Саймон увидел, что купол рухнул. В центре огромного Дворца народа, выстроенного Витторио Санторини, зияла черная воронка. Боковые пристройки уцелели, но в их окнах вылетели все стекла, а в южном крыле больше не горел свет. Лампочки в северном крыле тоже неуверенно мигали. Стены дворца уже лизали языки пламени. Огромный и невероятно дорогостоящий памятник джабовскому безумию ждала участь, постигшая четыре года назад дворец Жофра Зелока.

— Он погиб? — спросила Мария, имея в виду ненавистного диктатора.

— Вряд ли. Его студия в бетонном бункере под землей. Чтобы разрушить этот бункер понадобилась бы такая же бомба, какой вы перевернули линкор…

Но жизнь или смерть Витторио Санторини в данный момент не играла для Саймона большого значения. Его работа только началась.

— Надо скорее добраться до места! — сказал он.

Водитель нажал на газ. Люди разбегались от его машины, как тараканы. Они прыгали в подворотни и на капоты стоявших без движения автомобилей. На окраинах Мэдисона раздалось еще несколько взрывов потише. Это взлетали на воздух участки ПГБ. На коммуникатор Саймона стали поступать донесения.

Его автомобиль подъехал к центральной студии главного информационного канала Джефферсона в тот момент, когда очередной взрыв разнес на куски ее дверь. Улица наполнилась дымом, в котором мелькали фигуры бегущих к взорванной двери вооруженных людей. Случайные прохожие в ужасе разбегались по сторонам. Под звуки выстрелов автомобиль Саймона остановился у взорванных дверей.

— Говорит Черный Лев! — крикнул Саймон в коммуникационное устройство. — Мы у дверей студии. Нам нужны оружие и снаряжение!

Кто-то подбежал к автомобилю. Саймон вылез из него, поймал на лету бронежилет и штурмовую винтовку.

Пока он шел к двери, ему подали командирский боевой шлем.

— Говорит Черный Лев! Докладывайте! — надев шлем, рявкнул в микрофон Саймон.

— Мы овладели студией и трансляционными антеннами на крыше, — четко отрапортовал Эстебан. — Наши люди прочесывают здание. Другие отряды взорвали семнадцать отделений ПГБ. Витторио Санторини, кажется, уцелел.

— Поль Янкович ползает передо мной на брюхе и умоляет его не убивать, — с отвращением в голосом добавил Эстебан. — Он наложил в штаны от страха.

— Не убивайте его. Эта гнида нам еще пригодится. А что депутаты парламента?

— Их собирают в зале.

— Тащите их сюда, но пока не трогайте.

— Бас понял!

Через три минуты Саймон уже был в самой знаменитой студии Джефферсона. Перепуганные техники съежились за своими пультами. Поль Янкович действительно лежал в луже мочи перед Эстебаном Сотерисом.

Саймон смерил ведущего взглядом и снял шлем.

— Ты, конечно, меня не узнаешь? — негромко спросил он.

Знаменитый ведущий замотал головой.

— Нет, я не коммодор Ортон, — по-прежнему тихо продолжал Саймон, — но очень скоро ты пожалеешь, что здесь появился не он. Ортон — блестящий командир, но по сравнению со мной он агнец божий.

Саймон присел на корточки и прошипел:

— Ты называл меня «этенским мясником», и на твоем примере я продемонстрирую, что заслуживаю это гнусное прозвище.

Поль Янкович взвизгнул от ужаса.

— Перед тобой Саймон Хрустинов. Я вернулся, чтобы поквитаться с тобой и тебе подобными. По милости Витторио Санторини у меня теперь другое лицо, и я считаю себя вправе позабыть об уставе Кибернетической бригады.

— Ты знаешь, почему я разделаю тебя сейчас, как баранью тушу?! — прошипел Саймон в лицо стучавшему зубами Янковичу. — Да потому, что моя жена и единственная дочь были сегодня в Каламетском каньоне!

— Боже мой!.. — прохрипел Янкович.

— Не смей упоминать Бога всуе! — рявкнул Саймон, одним рывком поднял ведущего на ноги и швырнул его к ближайшей стене. — Ты давно уже продал свою подлую душу за тридцать сребреников!