Впрочем, нападавшие не празднуют победу. Они заводят тяжелые грузовики в гараже и, работая не покладая рук, сносят заборы у обоих ворот. Теперь машины с грузом не выстраиваются возле них в очередь и исчезают в темноте намного быстрее. В их кузовах — ящики с патронами, винтовками, ракетами, противотанковыми минами и ракетными установками.
Мятежники явно готовятся к длительной кампании. Появление такого противника меня тревожит. Большинство из нападавших — молоды. Судя по всему, им нет еще и двадцати. У тех, кто постарше, худые, ожесточенные лица. Они похожи на фермеров, лишенных правительством земли и вынужденных работать за скудное пропитание на джабхозовских полях. Я сразу узнал их командира. Это Аниш Балин — ярый защитник фермеров, автор экономических проектов, готовящих настоящее рабство для городских безработных. Балин считает, что городская беднота должна не обжираться на дармовщину, а идти обрабатывать поля за тот же кусок хлеба, который правительство кидает сейчас фермерам, порабощенным на джабхозовских угодьях.
Я не вижу смысла в том, чтобы сменить одних угнетаемых на других. В этом и заключается трагедия непримиримых конфликтов в разделившемся обществе: взаимная ненависть порождает агрессию с обеих сторон, подогревающую, в свою очередь, эту ненависть. Мне еще не приходилось участвовать в гражданской войне. Я могу уничтожить врага или погибнуть, но не знаю, как примирить сторонников диаметрально противоположных взглядов на то, каким должно быть человеческое общество.
Мои процессоры не могут решить эту задачу, а алгоритмы, оберегающие их от перегрева, пресекают мои размышления о гражданской междоусобице. Без приказа я не могу ничего предпринимать. Впрочем, получи я сейчас полную свободу, мне было бы нелегко сообразить, как лучше выполнить свое задание. Нет, без помощи человека мне сейчас не обойтись! Вот я стою и жду, чтобы кто-нибудь сказал мне, что делать.
Мне кажется, я похож на солдат, которых только что перестреляли на Барренском утесе…
Тем временем прибыло подкрепление. Его появление, отвлекло меня от тягостных раздумий. Вертолет приземлился на пологом склоне в пятистах метрах к югу от арсенала, преградив путь трем грузовикам, которые разворачиваются и успевают скрыться, пока правительственные солдаты спускаются на землю. Судя по всему, ни они, ни экипаж вертолета ничего не слышали об авиационных ракетах для стрельбы по наземным целям. Или просто не умеют ими пользоваться! Очень жаль терять боеприпасы и оружие, увезенное грузовиками, но больше всего меня заботят 305-миллиметровые самоходные орудия, находящиеся в арсенале. До сих пор я их еще не видел. Неужели они не нужны мятежникам?! Не может быть! Десять самоходных орудий гораздо ценнее сотни грузовиков с боеприпасами.
Я вижу, как грузовики едут в сторону извилистых каньонов в Дамизийских горах. В их южных предгорьях вокруг Барренского утеса нет ни шахт, ни ферм. Там легко скрыть целую партизанскую армию. Будь на моем месте человек, его сердце ушло бы в пятки при одной мысли о том, что ему предстоит сражаться с противником, притаившимся в бесконечных, бездонных ущельях Дамизийских гор. Если это восстание не подавить в зародыше, именно этим мне в будущем и предстоит заниматься. А кому еще?! Кое-как подготовленным правительственным войскам?! Или, может, вездесущим подразделениям полиции госбезопасности, которые только и умеют, что лупить дубинками безоружных людей?!
Солдаты наконец вылезли из вертолета и рассыпались цепочкой по склону. Их действия совершенно бессмысленны как для наступательной, так и для оборонительной тактики. Прибывшее подкрепление рассыпалось с беспечным и самодовольным видом по обе стороны от вертолета и вовсю глазело на то, как радиоуправляемый танк едет к главным воротам арсенала. Эти горе-бойцы почему-то не заряжают винтовки и не включают боевые шлемы, предназначенные для молниеносного обмена донесениями и приказами в бою.
Радиоуправляемому танку остается тридцать метров до ворот, когда в арсенале распахиваются двери одного из ангаров. Из него выезжает 305-миллиметровое самоходное орудие. Оно минует противотанковые надолбы и занимает выгодную позицию у ворот. Ствол орудия поворачивается, находит цель и выплевывает снаряд. Темнота озаряется ослепительной вспышкой. Зарево освещает бункеры и ангары арсенала. Ствол орудия откатывается на пять метров вдоль самоходной платформы. Радиоуправляемый танк раскалывается на две половины. Из его недр вылетает клуб дыма, и в разные стороны разлетаются куски железа.
Правительственные солдаты в панике бросаются к вертолету, который тут же превращается в огненный шар. Раскаленные обломки его оплавившейся обшивки свистят в ночной темноте, как трассирующие пули, косящие близлежащие кусты. Море огня поглотило сбитых с ног взрывной волной солдат, а тех, кто уцелел, добивают своими винтовками фермеры, выбежавшие из ворот арсенала.
Потом мятежники возвращаются к складам и продолжают в бешеном темпе грузить оружие на машины.