Дорога на Ханаан

«Имена на многих хурритских документах, – пишет Вернер Келлер, – указывают, что по крайней мере высший привилегированный класс можно было считать индоарийским. Даже их внешний вид почти определенно указывал, что они принадлежат к брахиоцефальному типу, подобно современным армянам».[186] Об арменоидном антропологическом типе «клана первых кузнецов», формировавших правящую элиту некоторых народов в регионе, писал, как мы помним из предыдущей книги, Борис Мойшезон. Правда, он считал этих арменоидов «ирано-ариями», часть которых в последствии перешла на семитские языки. Из архивов Нузи ученые узнали, что аристократия хурритов состояла из колесничих, которые называли себя «молодыми войнами». Коневодство было едва ли не главным видом деятельности в Митанни. Особое отношение к лошадям хурриты, вероятно, унаследовали от своих пращуров, которых Б. Мойшезон называет сака – «повозочники», связанных с предками евреев из «кланов первых кузнецов», некогда мигрировавших на север из Леванта.

Царство Митанни было завоевано хеттами около 1370 года до н. э. Архивы из Нузи, по мнению археологов, относятся к XV веку до н. э., во всяком случае, не ранее середины XVI века до н. э. Ученым представляется странным, что многие тексты этих архивов имеют немало параллелей с Пятикнижием, особенно с теми главами, где речь идет о жизни Авраама и других патриархов. В этом усматривают серьезное противоречие. Получается, что Авраам, который еще в Северной Месопотамии мог познакомиться с обычаями хурритов, должен был жить гораздо позже – не в XVIII–XVII, а в XVI–XV веках до н. э. И тогда, мол, нет ничего удивительного, что в Ханаане времен патриархов существовала южная колония хурритов, имевших сильное государство на севере. Странная логика… А почему бы не предположить, что уже в XVIII веке до н. э., а может быть, и ранее хурриты начали распространяться по Восточному Средиземноморью и проникать в Ханаан, как это делали, например, амореи в Месопотамии, а потом в Сирии и Ханаане. Весьма велика вероятность участия хурритских племен в гиксосской коалиции. Борис Мойшезон высказывает предположение о несемитоязычных племенах арменоидов, некогда заложивших в Палестине высокоразвитые культурные комплексы, ушедших на север, а затем вновь вернувшихся в «аморейский период».

События, рассказанные в следующем эпизоде, произошли через десять лет. Мы, кажется, снова застаем Аврама в Хевроне. Впрочем, в тексте об этом ничего не говорится. Зато у Иосифа Флавия прямо сказано: вблизи дуба Огиг невдалеке от Хеврона. Очевидно, это необыкновенное, согласно некоторым источникам, «каменное» дерево как-то связано с древнейшими поверьями ханаанеян. Из рассказа мы узнаем о том, что удрученная долгим отсутствием потомства Сарай направила мужа к своей служанке, египтянке Агарь в надежде через нее приобрести детей, иными словами, дала мужу своему в жену. Агарь зачала и стала высокомерной. Сарай пожаловалась Авраму, а тот предоставил ей право самой решать возникшее недоразумение. Суровое наказание ослушницы приводит к тому, что Агарь убегает из дому, что называется, куда глаза глядят. У источника в пустыне на дороге в Шур она встречает ангела, который велит ей вернуться к своей госпоже и смириться со своей участью. Агарь также получает от Господа пророчество о своем сыне, о его будущем неисчислимом потомстве, а также повеление назвать его Ишмаэль, ибо услышал Господь страдание твое. Источник, а затем и колодец, у которого произошли эти события, получил название Беер-Лахай-Рои в честь Бога Всевидящего. Он, как сказано, между Кадешом и Берэдом. Шур (или Сур), Берэд (Баред) – названия стоянок или временных пристанищ, связанные с пустыней Халуца к юго-востоку от Средиземного моря, а Кадеш Барнеа – древнейшее поселение в оазисе на пути из Ханаана в Египет. Так, может быть, Агарь вовсе не брела без цели, а прямиком направилась на свою родину, где по преданию была важной персоной? «Международный скандал», кажется, никоим образом не входил в намеренья патриарха. Как бы там ни было, Агарь вернулась к своей госпоже и в положенный срок родила сына. История, связанная с рождением Ишмаэля, – это единственное, о чем счел необходимым упомянуть Автор Писания на протяжении почти четверти века жизни Аврама и его семьи.