Читаем Дорога на Хост полностью

<p>Рябикина Любовь</p><p>Дорога на Хост</p>

Любовь Рябикина

Дорога на Хост

Пара пятнистых краснозвездных вертолетов скользила в непривычной близости к заснеженным вершинам. А по серпантину горной дороги вилась стальная лента - многотонные автомобили под охраной бронетранспортеров. Вертолеты еще какое-то время следовали по бокам колонны, потом исчезли за горными пиками.

Дорога петляла меж отвесных базальтовых скал и бездонных пропастей. БТРы то мчались по дороге, взвивая тучи пыли, то смиряли свой бег, пропуская встречные грузовики-фургоны, расписанные от колес до крыши затейливыми узорами, разукрашенные ленточками и колокольчиками, отсвечивающие множеством зеркал. Изредка попадались на пути советские и афганские сторожевые посты, часовые провожали колонну суровыми внимательными взглядами.

Дорога была вся в отметинах взрывов, а по сторонам - на обочинах и в ущельях - торчали остовы разбитых и сожженных автобусов, грузовиков, бронетранспортеров. И вокруг ни деревца, ни кустика. Лишь с поднебесья падал, похожий на стон, крик грифа. Вскинув блестящие от пота лица солдаты с БТРа глядели вслед ширококрылой черной птице. Сержант Барков тоже проводил ее глазами и слегка отодвинувшись от раскаленной брони попытался потянуться, держась одной рукой за скобу. Темные глаза его при этом продолжали внимательно осматривать мелькавшие мимо валуны и ближайшие скалы. Черное от загара лицо было напряженным, потрескавшиеся серые губы плотно сжаты. Выгоревшие на солнце брови, словно подернутые пеплом, то поднимались, то опускались. Локтем он слегка придерживал автомат.

День догорал. Крутые, скалистые горы юго-западнее города Хост казались еще сумрачней и угрюмей. Дикие, глухие места. Ни единого признака жизни в этих безбрежных, онемевших хребтах. Но обманчива эта тишина и безлюдность. В глубоком ущелье и на скатах метались безмолвно черные тени.

Гулкое эхо пулеметной очереди разорвало тишину. Следом прогремел взрыв, второй, третий... Слева по ходу колонны, откуда-то из черной пасти расщелины, полыхнули огонь и свинец. Перед БТРом из-за скалы вдруг возник полыхающий наливник, механик-водитель резко затормозил. Солдаты посыпались с бронетранспортера как горох, падая на каменистую осыпь, прячась за многочисленными камнями. Прямо над головой упавшего сержанта прожужжала гигантским шмелем срикошетившая пуля. Земля заходила ходуном, от дыма и пыли стало темно. За ближайшим камнем мелькнуло бородатое лицо и Барков, не целясь, дал очередь. Совсем рядом протарахтел автомат и Юрка машинально взглянул туда. Распластавшись за широким камнем бил короткими, злыми очередями куда-то вверх капитан Ермаков. Барков тоже взглянул вверх и похолодел - душманы торопливо вытаскивали на обрыв безоткатное орудие. Юрка поднял автомат и дал длинную очередь по суетящимся фигуркам. Те кинулись врассыпную и никем не удерживаемое орудие полетело кувыркаясь вниз. Барков зло улыбнулся и взглянул на капитана. Ермаков подмигнул и сразу же отвернулся. Сержант повернул голову в другую сторону и лицо под темным загаром стало пепельно-серым.

Душманы подожгли первую машину. Медленно занимался прорезиненный тент, за которым плотно, один к одному, стояли ящики с взрывчаткой. Было ясно, что если все это рванет, в живых никого не останется. Они были зажаты в скалах. Барков повернулся на спину, стер рукавом обильно струящийся пот. От этого лицо его покрылось грязными полосами. Впереди, в каких-то ста метрах, был поворот и если увести машину туда, за скалу, взрыв не принесет вреда. Одним коротким броском Юрка преодолел простреливаемый участок и вскочил в горящую машину. Краем глаза успел заметить, как метнулся к БТРу капитан Ермаков. Дорогу перегораживал горящий наливник. Барков дернул машину влево и уперся в камни. И в этот миг БТР пошел на таран наливника. Огненный смерч в одно мгновение проглотил бронированную машину. Летели снопы искр, трещал металл, гул огня смешался с ревом двигателя БТРа. Затем огненный шар оторвался от него и покатился в пропасть. В люке БТРа показался капитан, он махнул рукой: пускай туда же и КАМАЗ. Сержант бросил взгляд на кузов: огонь еще только подбирался к зеленым ящикам и он резко подал вперед педаль акселератора. Дорога впереди была свободна, но двигатель вдруг захлебнулся и умолк. Сержант снова посерел лицом, бросил отчаянный взгляд на рычаги. Затем на долю секунды прикрыл глаза, лицо стало сосредоточенно-спокойным, потом открыл и осторожно повернул ключ зажигания. Двигатель словно отзываясь на молчаливую мольбу человека "схватил". Сержант выжал сцепление и включил первую передачу - вперед!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии