— Ты что, Дорофейло, с дуба свалился! Это же Цербер, страшный и ужасный! А ты его ногой под ребра…
Не обращая внимания на поскуливание собаки, я вернулся к аллигатору. Крокодил продолжал переживать:
— Ты хоть знаешь, что натворил? Да он сейчас…
— Сам рассказывал об архетипе брутальности, — оборвал я его причитания, — чего теперь глазками лупать! Скажи лучше, скажи честно — это правда, что в далеком прошлом человек может отойти от берега Леты и углубиться в мир людей?..
Поскольку аллигатор тут же принялся притворно зевать, я повернул к себе руками его голову и повторил вопрос:
— Ты понял, что я сказал?
— Понял, не дурак! — буркнул дядюшка Кро недовольно и состроил кислую гримасу, после чего глубоко и обреченно вздохнул: — Только имей в виду, Дорофейло, ходить по суше я не мастак, быстро устаю, да и место в желудке пока занято полковником… — последовал еще один вздох, тяжелее прежнего. — Но учти, на этот раз имя жертвы назовешь сам, хватит с меня моральных мучений!..
Бывают в жизни моменты, когда человеку даже с железной выдержкой трудно сдержать эмоции. Пододвинувшись к аллигатору, я обнял чудище за шею и прижался к его броне щекой. Ощущение было такое, будто ласкаешь танк Т-80.
— Спасибо, Кро, ты настоящий друг! Теперь моя очередь действовать…
Взгляд крокодила увлажнился:
— А то смотри, я готов!.. Цербер правду говорит, в седой древности мир человека был полон мистики, а реальность на каждом шагу переплеталась с преданиями. В этом смысле скрывавший Лету туман стелился над всей землей. Прошли тысячилетия, прежде чем люди напридумывали всякой зауми и разделили действительность на грубую материю и тонкие сферы. В те далекие времена мир был един… — он немного помялся, но, конфузясь, все таки, выговорил: — Слышь, Дорофейло! Не надо Цербера ногой, а!.. Пес не виноват, работа у него конечно собачья, только он ее не выбирал…
Мне стало стыдно и я поспешил сменить тему:
— Ну а сам в начале времен ты бывал?
— Спрашиваешь! — хмыкнул крокодил заносчиво, — и не раз! За истекшую вечность я тут все страны и эпохи облазил. Ты-то что в этих пыльных веках потерял? Историки и прочие безответственные писаки их опоэтизировали, а на самом деле там, кроме вычурных красот природы, хорошего мало. Люди живут в точности такие же, как сегодня, дела их неприглядны, чувства низменны, желания убоги…
— Ладно тебе брюзжать! — не дал я ему пуститься в рассуждения о гнусной природе хомо сапиенс. Достав из кармана Димкины сигареты, сунул одну в открытую пасть обличителя. Чиркнул зажигалкой. — Как думаешь, удастся мне там найти де Барбаро?..
— А чего его искать, — хмыкнула рептилия, с удовольствием затягиваясь и выпуская клубы дыма, — он сам тебя найдет!
— Вот тогда я с ним и разделаюсь и получу свободу! — по форме это было утверждение, но подспудно в нем прозвучал вопрос.
Выражение морды моего друга стало тоскливым, как пьеса «Чайка» в новом прочтении режиссера. Зубастая скотина усиленно делала вид, что слова мои ее ни в коей мере не касаются и вообще разговариваю я не с ней, а как бы сам с собой. Мерзавец созерцал пейзаж с таким вниманием, как если бы намеревался перенести его на холст.
Между тем из пелены тумана уже показалась лодка Харона и Цербер, уныло свесив головы, покостылял занимать место у врат ада. Бормотал довольно громко себе под нос:
Бродят тут всякие, бедных собак обижают
Злобы полны, их самих посадить бы на цепь!..
Дядюшка Кро тем временем настолько вжился в образ Кранаха Старшего, что совершенно забыл о моем присутствии. Манеры новоявленного живописца мне как-то перестали нравится:
— Ты не хочешь ничего сказать?..
— А?.. Что?.. Ты это мне?.. — захлопал дядюшка Кро глазами, изображая из себя на этот раз страдающую рассеянным склерозом девственницу. — Теоретически рассуждая…
Это было уже слишком! Я занес руку, чтобы хоть как-то стимулировать его умственную деятельность на что реакция крокодила оказалась совершенно неожиданной. Огромная о четырех лапах машина мгновенно взвилась в воздух, а приземлившись, весьма недвусмысленно разинула страшную пасть:
— Отстань, Дорофейло, не буди во мне зверя! Я что тебе, гадалка или справочное бюро? И так по твоей милости нажрался всякой гадости, теперь отрыжка старым жиром…
Я понял, что был не прав. У дружбы, как у всего на свете, есть границы, которые не стоит переходить:
— Но послушай, войди в мое положение…
— А я, как с тобой познакомился, так из него и не выхожу! — буркнул он недовольно.
— Ну, хотя бы место, где выйти на берег, подскажешь?.. — голос мой звучал просительно.
Дядюшка Кро пожал демонстративно плечами: