Дорога на малолетку

Димон опять промолчал, но уже не отворачивался демонстративно, а просто отвел взгляд и смотрел прямо. Виталий видел, что он обиделся, и сказал ему успокаивающе, но с усмешкой:

— Да ладно тебе, Димон. Раз она тебя выбрала, тогда ты же первый и засадишь, как и добазарились. А потом уже я. Я не брезгую, не ссы.

Димон опять посмотрел на Виталия как-то обиженно, но в этот раз все же не промолчал.

— А если б она тебя выбрала? Если б на тебя смотреть стала? Ты бы серьезно, мне потом ее дал? — спросил он с еле заметными нотками обиды в голосе.

— Ну, конечно, друган, — без тени сомнения ответил Виталий с улыбкой, и хлопнул его по плечу. — Мне для друзей ниче не жалко. Ну и мы же так добазарились.

Димон как-то грустно усмехнулся в ответ и снова промолчал. Они подошли уже к дороге, где им нужно было уже расходиться. Виталий протянул на прощание руку и сказал.

— Ну че, до завтра. И не меньжуйся ты так из-за телок. Засадишь ты ей, все нормально будет. Пьянку устроим нормальную, и пое…ем ее. Ну давай, в фазанке увидимся.

— Давай, — немного грустновато попрощался Димон и, развернувшись, уже на ходу произнес негромко. — Пи…дец у вас тут порядки.

— Ха-ха-ха, — весело рассмеялся в ответ Виталий и пошел дальше.

* * *

На перемене все пошли в курилку. Но Дон с Вратским свернули ко второму входу на территорию училища, со стороны старого корпуса.

— Вы куда, Олег? — спросил Виталий, демонстративно доставая сигарету из уже почти пустой пачки и суя в рот.

— Да мы щас, — вместо Дона ответил Вратский.

— Да пойдем с нами, — махнул рукой Дон, зовя его с собой.

Виталий оглянулся на дверь в корпус училища. Димон задержался в кабинете, что-то спрашивая у мастера после занятий, и все еще не появлялся. Тогда Виталий развернулся и, постоянно оглядываясь на дверь, пошел вслед за Доном.

— Че, куда мы? — спросил он, догнав парней.

— Да пойдем вон за забор зайдем, курнем там. У нас тут есть по тихой, — сказал Дон с улыбкой.

Виталий немного напрягся. Значение слова «курнуть» он понимал и не перепутал бы со словом «покурить». Но сам лично эту коноплю и всякие изделия из нее никогда не пробовал. Первой мыслью было отказаться. Но в этом случае он выглядел бы перед обоими если не трусом, то маменькиным сынком или кем-нибудь в этом роде. Поэтому, когда Вратский посмотрел на него, он решительно сказал.

— Курнуть? Ну конечно, ништяк! А вон и лавка есть нормальная.

— Да там палево, на лавке. Вон за забор лучше зайдем, — показал Дон.

Напротив старого корпуса училища были двухэтажные жилые бараки, во дворе которых не было людей. Хоть там и были лавочки, парни прошли мимо них и зашли за забор, где был небольшой пустырь, и присели в круг. Дон сразу достал из кармана папиросу, закрученную спереди так, чтобы содержимое не высыпалось. Заводские папиросы и так не высыпались, но здесь видно было, что это уже не заводская папироса. Она была со сдвинутой папиросной бумагой, и как-то странно примята. Вблизи Виталий видел это впервые. Раньше он видел за гаражами у школы, как курили коноплю старшие парни, знал о том, что именно они курят. Но сам сталкивался с этим в первый раз. Дон прикурил папиросу как-то необычно, потом он сразу стал слюнявить палец и как будто тушить края зажженной папиросы.

— Снизу подлечи вон, Дон, — советовал Вратский, разглядывая папиросу.

— Да вижу-вижу, — проворчал Дон, опять смочив мизинец слюной и проводя по дымящемуся ободу папиросы с другой стороны.

Виталий внимательно наблюдал за всем этим, но ничего не спрашивал, хотя и ничего не понимал, зачем они это делают. Дон сделал еще две затяжки и передал папиросу Вратскому, сам при этом сидел с напряженным видом, задержав дыхание. Виталий наблюдал за ним краем глаза, сам при этом испытывая мандраж, так как уже понятно было, что Вратский передаст папиросу уже ему, и тоже придется курить. И только когда ему ее уже передали, Дон с шумом выпустил дым из легких. Виталий уловил этот момент, но сам решил так пока не делать, потому что Вратский так не делал, и значит, что так задерживать дыхание было необязательно. Когда дым он уже набрал в рот, первой мыслью было — не затягиваться. Кто знает, как подействует этот наркотик на его организм. Но оба друга так смотрели на него, что пришлось вдохнуть этот странно пахнущий дым. На первый взгляд в легких ничего не обожгло и в голове не произошло никаких изменений. За исключением того, что дым был противный на вкус, он был терпимым. Виталий сделал вторую затяжку, как все, и передал папиросу Дону.

— Ништяк пластик? — спросил Дон, опять слюнявя палец и смачивая им огонек папиросы по краям.

— Ну, — с видом знатока сказал Виталий и стал сплевывать слюну, которая почему-то так обильно стала скапливаться во рту. — Ништяк пошла.

Это выражение он слышал в связи с алкоголем. И произнес его сейчас, потому что это было первое, что пришло в голову. Он неуверенно посмотрел на обоих, к месту ли он сказал это «ништяк пошла». Но Дон как ни в чем не бывало затягивался опять папиросой, а Вратский еще и ответил, глядя на Виталия.