Дорога на плаху

— Мама, я не менее тебя недоволен начавшейся новой войной. Более того, я, как и ты, не считаю своей землей ту, куда еду бить бандитов. Мне земли хватает и здесь. Но я еду защищать российские интересы на Кавказе. Не будем там мы, придут и уже пришли иностранцы.

— Боже мой, мы не можем обустроить свои, исконно русские земли, а лезем и лезем куда-то, с окровавленной мордой, но лезем. Нет бы послушать мудрого Солженицина, он подсказывал, как надо поступить с Чечней. Не послушали, дорого показалось городить границу. Верхушке наплевать, сколько страдает людей после первой чеченской войны, сколько калек только в Новгороде, тебе бы надо было сначала поинтересоваться этой статистикой, а потом принимать решение. Как же я виновата в твоем легкомысленном решении! — глаза у мамы слезились, носовой платочек ее был уже влажный, и она то комкала его в руке, то промокала набежавшие слезы.

— Мама, ни в чем себя не вини, это жизнь. Мое решение продиктовано совсем не из-за твоего желание женить меня на Лиле, а из-за моего желания пообтесаться в суровых условиях и снова поработать рядом с Сергеем Петровичем Климовым. Он уже там. Ты же знаешь, я его люблю, он мне второй отец.

— Не думала я, что в таком возрасте может быть такая сильная привязанность, а как же я?

— Мама, ты всегда у меня на первом плане, но пойми, я мужчина, и в поисках своего места в жизни, самоутверждения, должен рисковать. Такова моя профессия.

— Как я мечтала видеть тебя инженером или прорабом, человеком мирным, а ты едешь убивать. — Из омертвевших маминых глаз вновь покатились слезы, и она беспомощно вытирала мокро платочком.

— Мама, не ставь меня в один ряд с бандитами.

— Я не ставлю, но и не благословляю тебя на пролитие крови, чьей бы она ни была. Кругом столько жестокости, и я не хочу, чтобы мой сын, которого я родила, вырастила для добра и мирной жизни, был орудием этой жестокости и стал ее жертвой. Помни об этом, сынок, береги себя.

На второй путь выкатился пассажирский поезд. К двум вагонам, что стояли на первом пути с добровольцами подошел маневровый, толкнул вагоны, чтобы укатить их в хвост пассажирского, следовавшего на Северный Кавказ.

— По вагонам! — раздалась зычная команда. Мать бросилась сыну на грудь, уткнулась, захлебываясь жгучими слезами.

— Прости меня, сынок, если сказала тебе неприятную правду, я считаю себя перед тобой виноватой! Прости!

— Ну что ты, мама, о какой вине говоришь, забудь, все будет хорошо. Я вернусь через полгода. До свидания! — он взял мать за голову, и горячо поцеловал в губы. — До свидания, родная, я буду часто писать. Не скучай! — и смешался с вереницей ребят своего взвода, по очереди поднимающихся на ступеньки медленно двигающегося вагона.

Мать осталась на перроне, выбросив вперед руку, как бы цепляясь за руку своего любимого единственного сына, с глазами переполненными слезами, красивая и статная, но какая-то потерянная, осиротевшая среди десятков таких же матерей, которых повязал единый и всеобщий страх за жизнь своих сыновей, и постаревших за минуты прощания на целые годы. И когда вскочивший на подножку Борис, обернулся и увидел с высоты свою постаревшую маму, то понял, какое горе он принес ей и пожалел о своем решении, но было поздно, уже нельзя ничего вернуть, как нельзя вернуть на место пулю, выброшенную из дула пистолета произведенным выстрелом.

А музыка гремела.

Уязвленная до глубины души поступком Кудрина, Лиля второй день мучительно вынашивала план мести. Девушка в растерянности сидела за столом, нервно перелистывая расчетные документы. В голову лезли дурацкие мысли вроде: плеснуть в лицо кислотой, или ошпарить кипятком, опоить его снотворным и кастрировать, как кабана. Эта дурь не давала нормально работать и придумать что-то путное. Наконец, она поняла свое бессилие и решила написать заявление в прокуратуру области. Там, она надеялась, сотрудники меньше коррумпированы. Об этом же пишут газеты и говорят в новостях по телевизору. Придя к такому решению, Лиля написала заявление, коротко изложила суть дела, свернула и положила в сумочку, намереваясь, сегодня же отнести адресату. Но перед этим она все же решила разыскать контору Кудрина, выяснить, почему он так подло поступил? Все же она точно не знает, кто виноват в разглашении ее намерений в отношении Евгении: кроме Кудрина о ней знал и тот, второй, Костя, кто в ту ночь не слезал с нее, обещая в течение двух недель, а то и раньше, добыть исчерпывающие материалы и вручить здесь же, в этом уютном особняке.

Лиля позвонила в горсправку с просьбой дать ей адрес или хотя бы номер телефона частного детектива Кудрина. Такого у них не оказалось. Тогда она стала звонить в дежурную часть городского отдела милиции и тоже получила отказ. Третий звонок был тете.

— Лиля, зачем тебе понадобился снова мой Веня?

— Подружка желает подбросить ему щекотливую работенку. Скажи его телефон и адрес офиса. Спасибо, ты мне очень помогла.