Дорога на плаху

— Мы имеем дело с весьма хитроумным, я бы сказал, научным преступлением, основанном на исследованиях вашего учителя Бандажевского. И нам без вашей помощи не обойтись. — Борис Петраков сидел в кабинете у ведущего кардиолога Михаила Сандановича и с интересом смотрел на энергичного, но уставшего человека, которому он давал не более тридцати пяти лет. Лоб у него круглый и высокий, прикрыт белым чепчиком, но главное назначение чепчика — держать в повиновении пшеничную солому доктора, которая беспардонно рассыпалась во все стороны, если он был без головного убора.

— Как же мог гений ученого способствовать преступнику! Это невозможно, — доктор обескуражено смотрел на сыщика.

— Ну, скажем, он не пионер. Гений Курчатова, Сахарова успешно используется для умерщвления сотен тысяч человек. Очень многие и сейчас натыкаются на разбросанные по свету грабли творчества этих и других гениев. Но их никто не считает даже косвенными сообщниками преступников. Они великие люди.

— Чем крупнее преступление, тем масштабнее личность, совершившая его. Помните афоризм из нашей действительности. Чем больше украл, тем меньше срок наказания.

— Величие ума, без величая души, подобно телесному уродству, скажем, горбуну. Кто же виновен? Каждому яду есть противоядие. Феномену появления ядерщиков, с открытием ядерных цепных реакций, созданным чудовищным оружием, должен появиться феномен, который даст противоядие. Но его нет!

— Отчего же нет? Возможно, это Бандажевский, но ему не дают творить. Заметьте, очень многие мыслители подвергались гонению, потому что их открытия были опасны для господствующих в данную эпоху законов. Государство, в котором живет светило современной медицинской науки не заинтересовано в его, как оно считает, обличительной науке и под предлогом взятки заточило выдающегося ученого в тюрьму.

— Согласен, государство главный виновник в том, что людей настигают инфаркты, рождаются мутированные младенцы… — Борис споткнулся на фразе, вспомнив детей Евгении, но тут же подавил в себе вспышку воспоминаний. — Прискорбно, что оно, в лице президента или правительства, не признает своей вины. Мы же, его подданные, вынуждены обличать мелкую сошку, — с явной горечью сказал Петраков. — Но ближе к делу. Вы знакомы с пациентом вашей клиники Виктором Илюшиным?

— Да, я его наблюдаю. Тяжелейший случай приобретенного инфаркта и ничего не могу поделать. Поздно!

— Есть ли у вас сведения, где и как молодой человек мог получить критическую дозу цезия? Насколько мне известно, он за пределы столицы не выезжал.

— Ничего подобного. Вы подозреваете насильственность? Невероятно. Не укладывается в голове: как можно до этого додуматься! Я бы этого человека к стенке! — эмоции доктора были искренними, он размахивал руками и стучал кулаками по столу, гнев сверкал в его глазах, жилы на шее напряглись; это была та стадия бешенства, возникающая в человеке, когда он способен убить, а медики называют состояние аффекта.

Петраков молчал, он уже пережил такое потрясение, когда брал инженера и подумал: «Вот бы довести до такого состояния государственного чиновника, отвечающего за жизнь людей. Но разве есть такая должность в правительстве? И как определить статус этой ответственности? Безнадежно и глупо…

И все же такой человек есть! Глава государства, отец нации! От его воли зависит в большущей степени быть ли здоровой нации, убережет ли он ее от уничтожения? Государственная машина развязывает все войны, а главы государств — подстрекатели и вдохновители войн, обеспечивающие их начало. Он, Борис Петраков, яркий пример жертвы чеченской войны. Как раз тот случай, когда спор не решался дипломатами, он решался военными, а это всегда кровь. Да, он получил боевые деньги, а так же за тяжелое ранение. В этих ли государственных деньгах выражается мера ответственности отца нации за жизнь и спокойствие граждан? Если да, (все чем-то измеряется), то цена эта должна быть очень высокой, такой высокой, что в совокупности за каждую жертву она должна стоить жизни самого отца нации. Иначе здравая ответственность никогда не посетит эту страну».

Борис понимал, что слишком категоричен в своих мысленных требованиях, но иначе думать не мог. Он взглянул на собеседника. Мало-помалу доктор успокаивался, и Петраков услышал:

— Какова моя роль?

— Для доказательства вины задержанного, мы задумали провести следственный эксперимент, вы — главный эксперт. Юрий Александрович Комельков тоже дал свое согласие. Будут и ведущие российские экологи.

— Когда и как будет выглядеть этот эксперимент?

— Вот это нам надо детально обсудить. Но, прежде всего, я расскажу, чем располагает следствие, — и Петраков в сжатой форме изложил все что имел.