Дорога на Порт-Артур

Вскакиваю, бегу назад. Таджибаев делает то же самое, а Сивков все еще стреляет по автоматчикам.

— Сивков, за дорогу! — кричу ему.

Алексей подхватывает пулемет и перебежками, петляя, бежит назад, к узкоколейке.

Мы снова на своем месте. Здесь чувствуем себя несколько увереннее.

Обстрел с той стороны прекращается, и тут вступает в дело наша артиллерия из-за реки. Ясно: контратака не удалась, но и немцы не смогли сбросить нас с плацдарма. Будут ли атаковать еще?

Они больше не атаковали. Где-то левее реку форсировал наш танковый корпус, и, чтобы заткнуть дыру в обороне, немцы убрали отсюда все оставшиеся танки.

Они потеряли четыре машины. Две подорвались на минах, один танк застрял в ходе сообщения, провалившись в него левой гусеницей. Еще один дошел до самого обрыва к реке и скатился в нее, перевернувшись через башню.

Около полудня гитлеровцы снова начинают молотить артиллерией крохотный в масштабе фронта клочок земли, мы снова лежим в окопе слоеным пирогом: кто-то на ком-то.

Догадываюсь, что на этот раз они обстреливают нас с целью задержать, дать возможность отойти своей пехоте.

Когда артналет кончается, мы занимаем опять свои места на насыпи, изготавливаемся к бою, но воевать сию минуту нам не с кем. Немцы ушли. Следом за ними пойдем, оказывается, уже не мы, а те, что сейчас переходят реку по льду, солдаты какой-то другой дивизии. Мы меняемся с ними местами, чтобы где-то на новом рубеже вот так же двинуться вперед, помахав им по-дружески рукой на прощанье.

После полудня батальон покинул плацдарм. Нас накормили, дали два часа отдохнуть, подсушить портянки в немецких блиндажах за узкоколейкой, нагрузили до отвала патронами.

Вместе с нами у батальонной кухни обедали и пять пленных немецких танкистов. Шестой, кажется, застрелился. Это был офицер с погонами обер-лейтенанта. Из того танка, что, перевернувшись через башню, скатился в реку.

Его вытащили через боковой люк. На виске офицера виднелась дырка от пули.

Помню, как наш Куклев подошел к пленным танкистам, понуро стоявшим около своего командира, и, показывая то на труп, то на свой висок, пытался узнать, не застрелился ли он?

Танкисты догадались. Один из них приставил указательный палец к виску, а большим изобразил движение курка, приговаривая: «Я, я».

— Ну и дурак он, — заключил Куклев.

— Вас?

— Дурак! Была нужда стреляться.

Немцы ничего не поняли, но дружно закивали головами, а Куклев горько вздохнул и, как прошлый раз на пруду, отошел в сторону, взяв карабин на ремень.

Сейчас Куклев идет где-то позади, замыкающим в колонне взвода. А впереди устало шагает младший лейтенант Гусев. Я смотрю в его давно нестриженный затылок, на затертый воротник старой солдатской шинели с помятыми офицерскими погонами. Гусев, наверное, так и не менял шинель, став младшим лейтенантом. Просто снял старые погоны с тремя лычками и пришил новые, с одним просветом и крохотной зеленой звездочкой.

...Идем по улицам городка, где несколько часов назад еще гремел бой. В городок с ходу ворвались наши танкисты, но немцы выбили их. Танкисты при поддержке авиации повторили атаку и снова ворвались в него.

Улицы забиты машинами и повозками. Водители и ездовые бранят нас, но мы не обращаем на них внимания. Это уже вошло в привычку. Конечно, по тротуарам идти было бы легче, но, во-первых, они завалены всяким хламом, во-вторых, с горящих домов сыплются искры.

Под ногами хрустит битое стекло, к валенкам липнет мокрый пух из перин, дым ест глаза.

Ближе к центральной площади с ратушей пожар сильнее. Дым стелется над самыми крышами, висит над городком огромной серой шляпой. Черные хлопья копоти оседают на наши каски и плечи, в снегу шипят головни, вокруг них уже образовались лужи, в которых плавают обрывки газет с портретом фюрера в фуражке и кожаном реглане.

Гусев идет все так же, ссутулившись, держа руки за спиной. Изредка, не оборачиваясь, он машинально командует: «Не растягиваться» и снова шагает, думая одну невеселую думу.

Вид горящего города, пусть и вражеского, наверное, не радует его. Сколько пожарищ видел на своем пути этот воин!

На площади догорают три наших тридцатьчетверки и «тигр». Как случилось, что все эти танки оказались рядом? Быть может, наши напоролись на «тигра», находившегося в засаде, и он в упор расстрелял танкистов, а потом и сам получил смертельный удар? Все может быть.

Через площадь нас не пускают. Посреди улицы стоит автоматчик, направляет колонны в обход площади в тесный переулок позади ратуши.

Над городком эшелонами пролетают наши самолеты. В первом, самом нижнем — штурмовики, выше их — бомбардировщики, еще выше — истребители. Те кружат на огромной высоте, ложась то на одно, то на другое крыло, сторожат своих менее поворотливых братьев от внезапной атаки «мессеров», которых мы, кстати, давно уже не видели.

Батальон останавливается на западной окраине городка, менее всего пострадавшей от жестокого боя наших танков с вражескими. Располагаемся на ночлег в добротных двухэтажных домах, ровнехонько, как солдаты, выстроившихся плечо в плечо вдоль одетой гранитом реки.