Дорога на простор

- Кто говорил с народом? - спросили татары, когда смятение улеглось.

- Ходжа Насреддин! - ответил прохожий.

- Его поймали?

- Ты видел птицу, пойманную черепахой?

Ковач был закопченный полуголый человек в тюбетейке, сдвинутой на ухо.

- А, вы от Абдурахмана-Эффенди. Знаю, - отозвался он, когда татары ему рассказали, кто их послал. - Еще что знает ковач? Только конские копыта. А вам, конечно, хочется услышать, кто сидит в седле?

Он засмеялся.

- Сказал ли вам старый чудодей, что в некоей северной стране предстоят перемены и мирным торговым людям лучше выждать их конца? Потому-то тропы на Иртыш и зарастают травой.

Этот кузнец был странно осведомлен не только в княжеских, но и в купеческих делах. И слишком вольно отзывался о достойном старце, испытавшем неверную судьбу пеплом бараньих лопаток. Поистине, в славной Бухаре все люди были не теми, кем казались!

Когда же пояса татар еще значительно облегчились, ковач лукаво прибавил:

- Мои руки не касались тех коней: для Великих песков подковы не нужны. Впрочем, может быть, я найду человека, который помогал седлать. Но к чему вам это! Если у вас нет крыльев, как вам опередить всадников!

Который раз они слышали эти пернатые сравнения и советы? Можно подумать, что тут крылатый народ, которому гораздо привычнее летать, чем ходить по земле.

Они вышли со злобой против этих людей, скользких, как угри.

В глиняном лабиринте, куда они углубились, путая следы, как лисица, они нашли наконец дом князя Шигея.

У ворот стояла стража, ночью в доме горели яркие огни. Но огни лгали: князь уехал на охоту. Больше лазутчики Кучума не выведали ничего.

Прилежные поиски привели их даже к тайному пристанищу Сейдяка. Цирюльник проник туда легче, чем, можно было ожидать. Но он увидел темные комнаты в странном запустении, с паучьими гнездами по углам и крысиным пометом на ложе.

Охота Шигея, исчезновение Сейдяка, всадники, ускакавшие в северную пустыню!.. Сибирские лазутчики словно описали круг: он снова возвращал их к ковачу на глухом пустыре.

К беззаботно сидящему толстому, почти безбородому человеку, с круглым лоснящимся лицом, подскочил дервиш в остроконечной шапке.

- Я ху! Я хак! Ля иллях илла ху! (То он. Он, справедливый! Нет бога, кроме него!) - выкрикнул дервиш и протянул свой чуп-каду, сосуд из тыквы.

- Гм, - сказал круглый человек. - Тебя обмануло сходство. Но я все-таки не тот, о ком ты говоришь. Тебе надо вот куда...

И, взяв дервиша за плечи, он повернул его к мечети, в свод которой был замурован ларец с волоском из бороды пророка. В одно мгновение вокруг обоих собралась хохочущая толпа.

- Ты видел, откуда он пришел?

- Да. С большого базара. Я шел за ним.

- Верно! Он убедил ростовщика на базаре, что аист снес алмазное яйцо.

- Нет, он сказал ростовщику: "Брось в пустой мешок столько пул [пула - самая мелкая медная монета; 64 пулы составляли теньгу (около 15 копеек), а 20 тенег - одну тилля], сколько ты отдал в долг беднякам, и вместо каждой вынешь тилля". Ростовщик тотчас стал кидать в самый глубокий кожаный мешок все слитки и вещи, какие у него были, потом просунул голову и половину туловища в мешок, чтобы посмотреть, как растут деньги, и застрял там.

- Я сам видел зад лихоимца, торчащий из мешка, а у меня зоркие глаза, потому что я охотник на джейранов.

- Ради бога! - взмолился цирюльник Муса. - О ком вы говорите? Кто тут был?

- Ходжа Насреддин! - отвечали ему.

- Но ведь это совсем другой человек.

- Ты, должно быть, никогда не видел его. Это он пошел в Балхе на базар ни с чем, а вернулся в шубе, на коне и с полным кошелем.

- Это он научил в Дамаске нищего заплатить жадному харчевнику звоном денег за запах плова.

- Ведающий птичьи пути! - воскликнул цирюльник Муса, торопливо продираясь в середину толпы.

Тревожные вопли рожков наполнили воздух. Стража с обнаженными мечами оцепила улицы. Людей пропускали по одному. Однако круглого человека в толпе не оказалось, хотя глухие стены тянулись с обеих сторон и в них не было норы, в которой могла бы укрыться белая бухарская кошка - не то, что такой толстяк...

Двое, каждый в трех драгоценных халатах и в сорокаоборотной чалме тильпеч, сидели на расшитых подушках. Ковры Абдурахмана показались бы в этом доме нищенскими лохмотьями. Между резными столбами галереи огромные зевы цветов краснели в тяжелой тусклой листве, окутанной неподвижным облаком приторного аромата.

Тут не было ни высокопарных обиняков, ни кур, склевывающих просяные зерна. Эти двое никем не старались казаться. Ханы возносились и низвергались; они же были их тех, чье могущество неизменно. То было само могущество Бухары.

И перед ними сидели не шорник, борец и цирюльник, но посланцы сибирской земли.

Выполняя особое веление Кучума, Джанибек начал:

- Где великие ханы Золотой Орды? Настали глиняные времена. Чтобы покорить вселенную, каган Чингиз соединил народы.

- Азраил отверз ему двери рая, - медоточиво вставил старший из двоих.