Дорога на простор. Роман. На горах — свобода. Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта. Маленькие повести

Если верно предположение С. В. Бахрушина, то, значит, в Москве хранится единственный безмолвный свидетель смерти легендарного атамана, вместе с его телом опустившийся в холодные и мутные воды…

13

В Новочеркасске стоит памятник донскому казаку Ермаку.

В Тобольске на крутой горе, далеко видный и по Иртышу и по Тоболу, высится обелиск серого мрамора. На нем надпись: «Ермаку, покорителю Сибири».

И во многих местах — на Урале, в Сибири и даже в Казахстане — из поколения в поколение передаются рассказы о Ермаке, и люди с гордостью говорят, что они того казацкого корня.

По всему простору нашей Родины поет народ древние и новые песни о Ермаке.

Да, беспримерной чести удостоил народ казака, погибшего в шестнадцатом веке и всего–то действовавшего на исторической арене три–четыре года, — чести соединения с былинными богатырями!

Поистине необычайна и прижизненная и посмертная судьба Ермака, того, кто стал мифом уже к половине семнадцатого столетия, всего через пятьдесят лет после своей смерти!

И пусть давно уже стал забываться, непривычным делаться для слуха старинный былинный лад. Но стоило Рылееву поновить «думу» о Ермаке — и вот почти полтора столетия опять летит по всему нашему простору эта дума, и под рылеевское «Ревела буря» задумывается Василий Чапаев и в славные ведет бои за молодую власть Советов свои отряды…

А если бы и вовсе вывелись люди, помнящие древние легенды и напевный склад богатырских сказаний, если бы и поснимали со стен уральских и сибирских жилищ лубочные, наверняка вовсе не похожие портреты казачьего атамана, — все же надолго еще остались бы его следы на земле, по которой он прошел.

Хутора Ермаковы на Сылве, Ермаково городище на мысу у Серебрянки и другое — на левом берегу Тагила, в шестнадцати верстах от 'Нижне–Тагильского завода, Ермаков перебор на Чусовой, Ермаковка–речка, приток Чусовой, Ермаков рудник, роковая Ермакова заводь в устье Вагая, знаменитый Ермаков камень, нависший над Чусовой, — там в пещере будто бы скрыл атаман легендарные сокровища… Да двадцать или тридцать деревень и поселков — Ермаковых, Ермаковок, Ермачков.

Не географы давали все эти названия. Их никто не придумывал. Их создал народ, который от Карпат до Тихого океана и от Белого моря до Черного помнит о Ермаке.

1939; 1944; 1955

НА ГОРАХ - СВОБОДА Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта

Из всех человеческих интересов выше всех стояли для него научные интересы… Остальные были им подчинены, материальные играли для него наименьшую роль.

Л. Гумбольдт о себе

Шестьсот тридцать шесть книг — исследований, трактатов, увесистых томов по нескольку сот страниц.

Книги по геологии, географии, горному делу, метеорологии, астрономии, физике, химии, физиологии, зоологии, сравнительной анатомии, археологии, этнографии, истории, политической экономии. Книги о вселенной, о соляных источниках и о флоре лишайников на скалах.

Весь круг знаний о земле, о мире. Целая библиотека.

Сколько ученых создавало ее? Странный вопрос! Кто пишет библиотеки? Десять… двадцать авторов…

У этих книг один автор.

Это почти беспримерный памятник человеческого труда.

Биографы писали об этом человеке:

«Остается изумительным и непонятным, как он мог вместить такую массу знаний и не быть ими раздавленным».

«Это один из тех гигантов, которых иногда посылает провидение, чтобы дать могучий толчок человечеству…»

Судьба Александра Гумбольдта необычайна. Необычайны и превращения этой судьбы.

Он достиг славы, какая вряд ли при жизни выпадала на долю еще кому–либо из ученых. В честь его выбивали медали. В прозаических и стихотворных одах высказывалась уверенность, что солнце Гумбольдта будет вечпо сиять на небе науки и человеческой культуры. Имя его носят горы в трех частях света, озеро и река в Америке, ледник в Гренландии, холодное течение у берегов Перу, несколько видов растений, минерал и кратер на Луне.

Над его трехтомным жизнеописанием, «первой попыткой» обзора того, что он сделал, трудились одиннадцать крупнейших специалистов, потому что, как оговорено в предисловии, никакому отдельному человеку не под силу обнять деятельность универсального гения.

Он умер. Отзвучали торжества, которыми было отмечено столетие со дня его рождения. И, почти следом, ничего не осталось от всей этой гремящей славы.

Книги Гумбольдта пылились в хранилищах; их брали в руки лишь сочинители весьма ученых научно–исторических трудов. Трехтомное жизнеописание оказалось единственным; в последующие полвека о Гумбольдте рассказывали «для юношества» только несколько тощих компиляций.