Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943.

Обратный путь был для Вилли как дорога на эшафот. Майер набросился на него с красным от гнева лицом:

– Что за чушь – сержант-снабженец не дал тебе то, что тебе положено? Ты хочешь сказать, что он придерживает сигареты? Почему не отвечаешь, ты, маленький наглец? Держу пари, я знаю, кто их взял! – И после значительной паузы он добавил ехидно: – Эти шельмецы, с которыми ты якшаешься, – Ульмер и другие. Они еще об этом узнают!

Я посмотрел на Францла и отыскал глазами Шейха. Францл не сказал ни слова – просто стиснул зубы, – но Шейх не выдержал.

– Теперь все ясно, – возмущенно произнес он. – Теперь мы покажем негодяю, в чем он зарвался!

Когда Майер увидел, что мы подходим, он сразу же прекратил донимать Вилли. Парень был бледен как смерть.

– Что вам надо? – спросил Майер. – Проваливайте!

Не говоря ни слова, мы развернулись к нему лицом. Затем я спокойно сказал:

– Сержант Майер, я тут случайно услышал, что вы нас в чем-то подозреваете.

А Францл добавил с угрозой в голосе:

– Вы упомянули мою фамилию, как человека, который знает, куда делись эти сигареты.

– А я один из тех шельмецов, с которыми якшается Вилли, – вставил Шейх.

Майер сделал вид, что возмущен.

– Как вы смеете раговаривать со мной в таком тоне? И потом – что тут происходит? Заговор? Я доложу об этом – будьте уверены! А теперь убирайтесь отсюда к черту!

У Францла задергалась щека, и он прошептал:

– А как насчет тех сигарет?

– Вы оглохли? – заорал Майер. – Я сказал вам убираться отсюда к чертовой матери. Я выясню, что стало с этими сигаретами.

– Их взял сержант-снабженец, – сказал я. – Шольц уже говорил вам об этом.

Но Францл больше уже не мог себя сдерживать – он кипел от негодования.

– Мы это выясним обязательно! – вскричал он. – Чертовски подло – бросать на нас подозрение. Вы можете смешивать нас с грязью по службе, Майер, но такое мы не собираемся терпеть!

Майер прижал к бедрам сжатые кулаки и выдвинул свой массивный подбородок.

– Ты сказал смешивать с грязью? Ты в самом деле сказал смешивать с грязью? Кто… Кто когда-нибудь… – Его начинало трясти от гнева.

– Вам чертовски хорошо известно, кто смешивает с грязью солдат, Майер! – сказал Францл. – Или вы забыли об этом маленьком человеке по фамилии Моль? Тогда, в лагере? Вы его затравили, не так ли? Моль на вашей совести, Майер! Но знайте, вам не удастся то же самое сделать с Шольцем!

Майер был вне себя. Он не находил слов; вместо этого он схватил Францла за руки.

– Ты мне угрожаешь? – выдавил он наконец. – Ты, глупый щенок… ты, наглец… ты…

– Уберите от меня свои руки, – спокойно сказал Францл.

– Ты, тупой, маленький сопляк… Я тебе покажу…

– В последний раз говорю, Майер: уберите от меня свои руки!

Но Майер не обращал внимания. Он притянул Францла к себе и стал трясти его, как орешник.

– Ты думаешь, что можешь меня учить, что мне делать и чего не делать? – проревел он.

Резко выбросив кулак, Францл нанес прямой удар справа. Он впечатался в уродливую физиономию Майера, как таран. Ловя ртом воздух, Майер, шатаясь, отступил назад, поднимая для защиты руки. Но Францл не останавливаясь обрушил на него ураган ударов. Майер был ошеломлен и, шатаясь как пьяный, неуклюже пятился назад, пока наконец не упал на колени.

– Ну нет! – воскликнул Францл. – Вставай, Майер! Мы еще с тобой не закончили!

Одним захватом он поднял Майера на ноги и нещадно встряхнул его, как будто был разозлен тем, что задира уклонился от драки. Затем он ударил его прямо в висок. Два парня из отделения Майера наблюдали, в азарте похлопывая себя по бокам. Не нашлось ни одного человека во всей толпе, кто не был бы рад увидеть, что Майер получил по заслугам.

Наконец Майер, шатаясь, отошел и опустился на пол. Он был весь избит. Его мясистое лицо выглядело толще, чем когда-либо.

– Фельдфебель Ульмер позволит себе сообщить сержанту Майеру, что теперь он может идти, – сказал Францл голосом, полным презрения, предусмотрительно вытирая костяшки пальцев о его брюки.

Майер кое-как поднялся, приложил платок к кровоточащему носу и, бормоча угрозы, удалился.

В этот критический момент на сцене появился лейтенант Штрауб.

– Какого черта, что тут происходит? – поинтересовался он.

Я рассказал ему все, что произошло, и он взревел:

– Господи боже мой, детишки, что тут у вас за бардак! Нам только остается надеяться на лучшее. Но пожалуй, Ульмер, сукин ты сын, честно говоря, я не хотел бы быть на твоем месте!

Позднее нас вызвал командир, который смотрел на нас неприязненно. Штрауб был тут же.

– Очень хорошо, Майер, – сказал командир. – Расскажите, пожалуйста, еще раз, что с вами произошло.

Майер доложил несколько глуховатым голосом – его нос был сильно разбит, – но он ни слова не сказал о сигаретах. Велти повернулся к Францлу:

– Что ты можешь сказать, Ульмер?

Францл не проронил ни слова. Он просто уставился на Майера, как будто был готов снова броситься на него. Велти поднялся и сказал:

– Парни, то, что вы натворили – и вы это знаете, – открытый бунт. Фельдфебель Ульмер, оставайтесь пока здесь, вы пойдете со мной в штаб батальона. Остальные пусть ждут в своих отделениях дальнейших распоряжений.