Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941–1943

Подобные приказы раздражали больше всего и отягощали совесть. В таких случаях я обычно проводил краткое совещание – на этот раз со своим начальником оперативного отдела, – заканчивая указанием, чтобы приказ не распространяли в войсках. Однако на душе все равно было неспокойно, приказ неизбежно объявляли по армии. Борьба с партизанами всегда была жестокой, поскольку их действия считались незаконными и коварными. Зачастую они полностью контролировали целые города и деревни, где терроризировали население, заставляя оказывать им помощь. Поэтому всегда находились вроде бы смягчающие обстоятельства для крайних мер, принимаемых против них нашими войсками, включая убийство женщин и детей, о чем говорилось в приказе Гитлера.

В этом вопросе мне оставалось только уповать на то, что от меня никогда не потребуют устраивать подобные вещи силами находящихся под моим командованием войск. И надежда на это сохранялась до тех пор, пока южная часть нашего Восточного фронта сталкивалась со значительно меньшей активностью партизан, нежели центральная его часть.

Иногда я останавливался на квартире в каком-нибудь удаленном от главной магистрали месте. Приказав доставить темно-зеленый ящик со служебным радиоприемником, я наслаждался несколькими часами полного покоя. Это были незабываемые часы, когда из какой-нибудь страны, находящейся далеко от фронта, приемник ловил творения выдающихся немецких композиторов. Я размышлял над тем, что с возрастом все больше привлекают старые мастера немецкой музыки. А программ, соответствующих моему вкусу, передавали, казалось, больше, чем прежде, поэтому я без особого труда отыскивал то, что мне нравилось.

Если случайно удавалось поймать «Бранденбургский концерт», или «Кантату» Баха, или «Мессию» Генделя, радость моя сопровождалась глубокими эмоциями. Сначала я просто наслаждался музыкальными интонациями и ритмами с нарастанием каденций. Потом меня охватывало чувство боли за бессмысленные жертвы войны. Мыслями я возвращался к моей семье, живущей одиноко в нашем доме, переживающей, возможно, большие тяготы, чем испытывал я, будучи офицером действующей армии. Встречу ли я когда-нибудь снова моего сына, стоявшего лицом к лицу с врагом где-то на этом же фронте, или, как многие другие, он уже улетел обратно в сталинградский «мешок», чтобы закончить свои дни в боли и страданиях?

Затем последние триумфальные аккорды возрождали во мне ощущение огромного счастья, уверенности и надежды. Возвратит ли меня наше быстрое и неизбежное отступление в родную страну? Исчезнут ли ужасы национал-социализма, и смогут ли немцы, пусть потерпевшие поражение, восстановить нормальные отношения с другими народами? Глубокий мир воцарялся в моей душе и наполнял меня радостью. Таинственные волны в эфире рождали во мне на время более радужный взгляд на человечество.