Оба они, вскинув на плечи винтовки, зашагали по дороге. Я полез в кузов за чемоданом. Соскочив на землю, я протянул руку шоферу.
- Спасибо вам. Встретимся во Второй.
- Хорошо бы, - вздохнул Иванов. - Здесь останешься - могут в другую часть зафуговать. Везде, конечно, люди, но неохота со своей дивизией расставаться... Послушай, Данилов, может, тебе не ходить с этими ребятами, а? Нам с тобой в одну дивизию, как-нибудь вместях и доберемся.
- Нет, не могу. Вы уж не обижайтесь.
- Ну, ты, конечно, смотри сам, Данилов. Только я тебе вот что скажу. Там, - Иванов показал рукой вдоль дороги, - если еще не передовая, то уже кое-что вроде. Идти в одиночку, без своей части, когда не знаешь обстановки - что спереди, что с фланга, - не дело это. А потом, хорошо, если сразу убьет. А ранит если? Сам идти не сможешь, помочь некому...
- Я же не один. Вот я и хочу с ними...
- Тогда вот что: держись-ка ты лучше ближе к сержанту. Он опытный, кадровый, в финскую воевал. Медаль у него под шинелью есть. Зря не давали! В случае чего, его слушай, а не матроса этого.
- А чем вам матрос не понравился? - спросил я с любопытством.
- Не то чтобы не понравился, а вообще матросы на земле шальные делаются. На кораблях они совершенно иначе воюют, бесшумно. Кто в бинокль глядит, кто рулевую баранку крутит, кто пушку нацеливает. И все молча, деловито. "Ура!" кричат, только когда ко дну идут... А на земле они как с цепи сорвавшиеся. И гибнут часто зазря. Так что ты лучше Андрея этого слушай.
Я поблагодарил Иванова за добрые напутствия и собрался было тронуться в путь.
- Погоди еще чуток.
Он полез куда-то под сиденье.
- Нате вам на троих. Неизвестно ведь, когда до места доберетесь.
С этими словами водитель протянул мне кусок сала, завернутый в газету. Я стал отказываться, сказав, что у меня есть с собой булка, сахар...
- Булка и сахар - это дома к чаю. А здесь сало вернее будет.
- А как же вы?
- Обо мне не пекись. Наш брат шофер нигде не пропадет.
Я еще раз поблагодарил его, и мы распрощались.
Мои попутчики успели отойти довольно далеко. Я пустился бегом. Чемодан, хоть и не тяжелый, бил по ногам. Сначала по правой, потом, когда я перехватил его в другую руку, по левой. Потом опять по правой.
Я нагнал своих попутчиков у самой развилки. Мы влились в толпу. Чемодан, чтобы не мозолил глаза, я поставил в кювет.
Кроме пограничников контрольно-пропускного пункта здесь в основном находились водители скопившихся возле развилки машин.
Было вполне спокойно. Встречный шофер явно сгустил краски. У пограничников, понятно, не было приказа задерживать военные машины и спешивших к фронту военнослужащих на том основании, что на войне опасно. Разговор лейтенанта-пограничника с окружившими его водителями носил характер своеобразного военного совета. В самом деле: как быть? Каждому позарез надо ехать. Но судьба тех, кто еще недавно вот так же стоял здесь, но, не вняв предупреждению, двинулся на Стрельну, охладила охотников проскочить.
Впереди, на дороге, в километре от нас чадил потухающий костер. В груде темных обломков трудно было разглядеть что-либо напоминающее автомашину. Что сталось с людьми, ехавшими в ней? Может быть, кто-то мучается там, не имея сил выбраться из-под залитых бензином обломков? Как ни старался я смотреть в другую сторону и думать о другом, голова невольно поворачивалась к синему дымку, курившемуся над темной грудой, и воображение все ярче прорисовывало детали страшной картины.
Я тронул старшего сержанта за рукав.
- Андрей, давайте сходим туда. - Я махнул рукой в сторону дымка над дорогой. - Там люди. Надо бы помочь, сюда их вытащить...
Шведов неторопливо повернулся ко мне, вынул свой кремень и стал чиркать по нему кресалом.
- Не суетись, Саня. На войне суетиться ни к чему.
- Люди же там...
- Внимательным надо быть. Все надо увидеть, оценить толком, а потом уже действовать... Людей там нет. Они здесь.
- Где? - встрепенулся я и стал разглядывать окружающих.
Закуривая, Андрей молча поднял глаза и взглянул поверх моего плеча. Я обернулся. На траве за обочиной неровно лежала плащ-палатка. Из-под нее торчали три пары сапог. Солдатские ботинки, пара кирзовых и пара пожелтевших брезентовых, какие обычно носили командиры-ополченцы. Такие точно я видел вчера на моем однокурснике Саше Подбельском. Он был теперь политруком роты, воевал под Ораниенбаумом и приехал зачем-то в Ленинград на машине. Предлагал подбросить меня в Ораниенбаум, но у меня на руках еще не было предписания.
"Очень похожие сапоги, - подумал я. - И разве не мог Саша задержаться до утра? Кажется, даже собирался. Да нет. С какой стати ему задерживаться? Да и мало ли таких точно сапог? Конечно, это не он. Не стоит и смотреть. А все-таки вдруг он?.."
Меня неудержимо потянуло взглянуть в лица погибших, и вместе с тем удерживал от этого какой-то страх.
- Андрей, как вы думаете, можно, я на них посмотрю?
- Можно. И даже полезно.