Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

Разрешение на командировку или увольнение за пределы части могли оформить только в штабе полка или дивизии. Практически для бойца с передовой, не связанного с поездками в город по роду службы, получить увольнение было невозможно. Папа Шнитов это знал и понимал, но делал все, чтобы помочь своим бойцам хотя бы в особо необходимых случаях попадать домой. Прежде всего он наладился ходить с просьбами об этом к командиру полка, майору Краснову. В первом случае суровый майор поворчал в свои черные конармейские усы, но разрешение дал. Во втором он было отказал, но Папа Шнитов так упрашивал, так доказывал необходимость увольнения солдата в город, так сгущал краски насчет положения в семье бойца, что командир полка отступил.

"Больше не являться ко мне с этой просьбой!" - кричал он на Папу Шнитова, когда тот снова пришел к нему.

"Есть не являться! - отвечал Папа Шнитов. - В последний раз".

Через некоторое время он опять притопал к насыпи железной дороги, в которой была вырыта землянка командира полка.

- Я же приказал не являться ко мне с этой просьбой! - нахмурил брови Краснов, выслушав очередное ходатайство.

- А я совсем и не с этой просьбой, - невозмутимо улыбаясь, отвечал Папа Шнитов. - О другом бойце речь идет. Честное слово! Тот был ефрейтор, а этот сержант. Того Столбцов фамилия, а этого, наоборот, Ямкин... Да и случай особый...

- Сам ты особый случай, Папа Шнитов! - Майор ударил кулаком по столу. - Погоди, я до тебя доберусь!

Гнев командира полка был больше показным, чем всамделишным. Разозлиться на Папу Шнитова всерьез было трудно. Каждый, кого он донимал своими просьбами и ходатайствами, будь то командир полка или начальник вещевого склада, будь то, наконец, капитан Зуев, с которого Папа Шнитов, что называется, "не слезал", - каждый понимал, что хлопочет он не за себя и отнюдь не ради своего авторитета у бойцов, что тоже было бы "за себя", а что печется он о вверенных его заботе людях.

У самого Папы Шнитова, как он рассказывал, жила в Ленинграде старенькая, восьмидесятишестилетняя мать. Пользуясь расположением начальника политотдела, полковника Хворостина, Папа Шнитов выхлопотал у него разрешение навещать свою старушку дважды в месяц. Каждый раз он, как было положено, брал с собой в качестве сопровождающего одного из бойцов. Два человека в месяц попадали в город и таким образом. Сам Папа Шнитов, отправляясь в Ленинград, набирал поручения и посещал две или три солдатских семьи. В каждом доме он оставлял "гостинец" от мужа или сына, к которому обычно добавлял что-то из своего офицерского пайка, подкопленного за полмесяца. Где банку тушенки, где брусок масла, где сгущенное молоко, где немного сахара... Как-то раз ефрейтор Нонин, сопровождавший замполита в город, спросил его на обратном пути, когда же он успевает зайти к своей старушке.

"Секрет политшинели, - ответил Папа Шнитов. - Для истории такие пустяки не существенны", - добавил он после некоторой паузы. И Нонин, подумав, с этим согласился.

* * *

К политзанятиям Папа Шнитов готовился тщательно, хотя и своеобразно. Придя на инструктивное совещание в политотдел, он спешил занять место в первом ряду и заблаговременно доставал из толстой полевой сумки, вечно чем-то набитой, большой блокнот и химические карандаши. Он старался как можно подробнее фиксировать то, что говорил лектор. Но из каждой фразы успевал записывать не более двух-трех слов. Первое, последнее и одно или два из середины. Между этими словами Папа Шнитов оставлял расстояния, примерно соответствующие длине пропущенного текста. Страницы его блокнота заполнялись одиноко стоящими словами различной химической яркости. Возвратившись после лекции в землянку, он садился за расшифровку своей "стенограммы", стараясь заполнить пропуски по памяти. В голову, как нарочно, приходили фразы, которые были то длиннее, то короче оставленных интервалов, а то и плохо сочетавшиеся по смыслу с теми словами-"шпонками", на которые их надо было надеть. Возня с таким "кроссвордом" кончалась тем, что Папа Шнитов отталкивал от себя бесполезный блокнот и принимал решение проводить предстоящее политзанятие, как всегда, "от души". Душой Папа Шнитов был убежденный коммунист. Его убеждения сложились в ранней юности, на фронтах гражданской войны.

С самого начала он твердо поверил в то, что все хорошее, доброе, гуманное, передовое и правдивое на земле - это и есть коммунизм. А все жестокое, отсталое, темное и лживое - это злобный мир его врагов. Папе Шнитову очень хотелось дожить до полного торжества добра и правды. Для скорого осуществления этой мечты были вроде бы уже готовы все условия: власть находилась в руках рабочих и крестьян... Но темные силы зла мировой капитал, а теперь и его новые наемники - фашисты - не дают и не дают передышки. Всю жизнь приходится с ними воевать! Этой борьбе Папа Шнитов отдал себя целиком. Как говорили в революционные годы, беззаветно.