Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

Инспектор перевернул лист личного дела. Вслед за рапортом старшего лейтенанта Щербачева был подшит номер армейской газеты с фотографией Охрименко и Щукина и со стихами Степана Пули.

- Ну, что же, - сказал инспектор, - с редактором газеты я отдельно поговорю. Безобразие! "И доставлен ими в плен штаба вражеского член". Тоже мне литература!.. Но как могло случиться, что в тыл врага был послан воинствующий сектант, прямо заявивший, что не желает защищать Родину от фашистов?! Это же вообще... Это же полная потеря бдительности!

- А как же в гражданскую? - спросил Папа Шнитов. - И офицеров бывших, и буржуйских сынков разных на территорию белых посылали... И тех же попов... Умели видеть, кому можно доверить, и не боялись.

- А сколько было предателей среди всех этих бывших? Сколько раз они обманывали наше доверие?! В гражданскую войну у нас опыта было мало еще. Почему из этого вы не сделали нужного вывода? Почему смотрите назад, по старинке размышляете?! Вы пошли на авантюру, которая могла очень плохо кончиться. А начальник политотдела, вместо того чтобы отстранить от должности такого политработника, не нашел ничего лучшего, как нахваливать его перед строем роты!

- Разрешите доложить, - снова подал голос Папа Шнитов.

- Ну, что еще? Что вы еще можете сказать? Факты сами за себя говорят, а вы хотите по каждому вопросу митинговать. Тоже по примеру гражданской войны?! Ну, что еще?

- Всякое дело вернее всего по результатам судить... А ведь рота у меня хорошая... Дисциплина... И настроение... И боевые показатели... А баптист этот Щукин "языка" привел и не убежал никуда... Воевать стал хорошо... А если все это под углом кляузы рассматривать... так оно, конечно, все в черном свете вымазано будет...

- Ну, хватит, Шнитов, свои заслуги расписывать. Скромнее надо быть, скромнее. Судить вас надо за ваши "художества", а вы тут заслугами размахиваете...

- Судите, если виноват...

- Так вот, Шнитов. Учитывая ваш возраст, участие в гражданской войне и малое образование, считаю возможным ограничиться в отношении вас одной мерой - отстранением от политработы.

- А вот это не в вашей власти, товарищ дивизионный комиссар, - сказал Папа Шнитов с такой твердостью в голосе, что полковник Хворостин посмотрел на него с удивлением и страхом. Ему подумалось, что Папа Шнитов сошел с ума.

Л. вскочил с места и уперся кулачками в стол.

- Ах, не в моей власти?! - вскричал он. - Ну, хорошо, поглядим. Рядовым пойдешь на фронт! Завтра же будет приказ о разжаловании!!!

- Вот это в вашей власти, - спокойно согласился Папа Шнитов. - Что ж, пойду рядовым... А от политработы меня может отстранить только фашистская пуля... Если вот сюда... - Папа Шнитов ткнул себя пальцем в грудь против сердца.

* * *

Дивизионный комиссар Л. сдержал свое слово. От должности замполита Папа Шнитов был отстранен. Угрозу разжаловать в рядовые Л. приводить в исполнение не стал. Довольно мягко он поступил и с полковником Хворостиным. По его указанию полковник был переведен в другую армию Ленфронта с незначительным понижением на должность начальника политотдела бригады.

Замполитом в роту капитана Зуева был назначен старший лейтенант Щербачев. Тот самый, который хвалился тем, что умеет брать в ежовые рукавицы, и который написал на Папу Шнитова кляузу, оставленную в свое время без внимания полковником Хворостиным и не оставленную без внимания дивизионным комиссаром Л. Этим его назначением лучше всего было подтверждено то, что полковник Хворостин был прав, когда предпочел ему Папу Шнитова. Новый замполит не сумел наладить сколько-нибудь нормальных отношений с командиром роты. Капитан Зуев не мог ни минуты спокойно с ним разговаривать даже на людях. А наедине, как передавалось по "солдатскому телефону", не раз называл его сукиным сыном. Трудно сказать, так ли это. Старший лейтенант Щербачев стал писать на капитана Зуева рапорт за рапортом, но ни в одном из них на такое не жаловался. Не завоевал он авторитета и у бойцов. Не прошло и двух месяцев, и старшего лейтенанта Щербачева, как не сумевшего наладить деловых отношений с командиром, из роты убрали.

Папу Шнитова перевели в соседнюю дивизию, где назначили командиром стрелкового взвода. Несколько раз приходил он навещать "свою" роту. Передавал приветы через Николая Максимилиановича, с которым тоже где-то встречался. А потом, зимой, дивизию, в которой он служил, перебросили на Ораниенбаумский плацдарм.